Падение Берлинской стены - [21]
Особо остановился Хонеккер на противоречиях в отношениях между ФРГ и Францией. Он подчеркнул, что его визит в Париж «вовсе не зависел от милости Коля. Франсуа Миттеран специально уточнил, что пригласил меня самостоятельно, не запрашивая чьего-либо соизволения. Вообще мои связи с Миттераном, который находился во время войны в лагере для французских военнопленных в Рудольштадте, лучше, чем у Коля. Миттеран жаловался на заносчивость ФРГ, на недооценку ею французской промышленности. Он с удовольствием процитировал Франсуа Мориака, сказавшего: «Я так люблю Германию, что рад, что их две». Приглашение посетить ГДР Миттеран принял без всяких оговорок».
Далее Хонеккер подробно остановился на разногласиях в Европейских сообществах и НАТО относительно дальнейших шагов в сфере разоружения. Он подчеркнул, что Рейган намерен восстановить единство Запада в вопросах политики безопасности на основе сохранения ядерного компонента в Западной Европе, компенсации грядущих сокращений в ядерной области за счет усиления сектора обычных вооружений, возобновления ядерной гарантии, предоставляемой США западноевропейским государствам. «Мы должны этому противодействовать», – добавил он.
В заключение Хонеккер затронул вопрос о так называемой «берлинской инициативе» западных держав, в отношении которой наметились определенные расхождения в мнениях между внешнеполитическими экспертами СССР и ГДР[32]. Он отметил, что недавно посетивший Москву [член политбюро ЦК СЕПГ] Герман Аксен дал пояснения по поводу позиции ГДР в этой связи. ««Берлинская инициатива», – продолжал Хонеккер, – является попыткой подорвать основы Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину.
Этот город играет особую роль в подходе ФРГ к восточным делам. Бонн всеми правдами и неправдами старается прибрать его к рукам, но он лежит на территории ГДР. Мы за то, чтобы развивать отношения с Западным Берлином, но не согласны с «правами» ФРГ на него. В то же время без помощи ФРГ Западный Берлин нежизнеспособен. В нем уже сейчас насчитывается 200 тысяч иностранцев; еще 200 тысяч его жителей имеют «двойную прописку», то есть проживают одновременно и на территории ФРГ. С нашей точки зрения, во-первых, не следует позволять подрывать Четырехстороннее соглашение; во-вторых, Западный Берлин не должен вызывать осложнений ни в каком смысле. [Министр иностранных дел ГДР] Оскар Фишер готовится к визиту в Москву, он еще раз подробно изложит там нашу позицию».
В принципе Хонеккер не сказал мне ничего нового. Он лишь повторил то, что нам (и посольству, и Москве) давно было известно. Я даже не стал подробно излагать сказанное им в моем отчете о беседе, ограничившись лишь рабочей записью в блокноте. Однако встреча с Хонеккером запечатлелась в моей памяти. Руководитель ГДР разительно отличался от нашей геронтократии, да и от более молодых вождей тоже. Конечно, он проявлял склонность к переоценке своей роли в истории. В то же время не было сомнений, что он отлично владеет материалом. Хонеккер говорил свободно, не заглядывая в бумажку, не спотыкаясь и не делая пауз. Во время беседы мы были наедине, Хонеккеру не ассистировали ни советники, ни помощники, ни эксперты. Тем не менее он ни разу не потерял нити разговора, не испытывал трудностей с аргументацией, не упускал случая выставить свою позицию в выгодном свете, точно формулировал свою мысль, одним словом – понимал, о чем и зачем говорит. Я сочувствовал Кочемасову, который после каждой встречи с Хонеккером (встречались они часто, познакомившись еще в 1951 году, когда в качестве руководителей молодежных организаций своих стран проводили Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Восточном Берлине) возвращался в посольство так сказать «распропагандированным», и проходило некоторое время, прежде чем он вновь мог представлять те позиции, которые нам определила Москва.
Разумеется, приехал я в Берлин страстным сторонником перестройки – период брежневского «застоя» казался мне и моим современникам самым скверным, что могло произойти со страной, поэтому новаторский энтузиазм ставропольского механизатора «со товарищи» получил спонтанную поддержку населения. Тогда никому в голову не приходило, к чему может привести перестройка на практике. Много позже Юрий Поляков с едкой иронией описывал это время: «Свобода уже проникла в Отечество, но вела себя еще довольно скромно, точно опытный домушник: осторожно, бесшумно она обходила ночное жилище, примечая, где что лежит, прикидывая, что брать в первую очередь, а что во вторую, и нежно поигрывала в кармане «ножом-выкидушкой» – на случай, если проснутся хозяева…»[33] Осознание того, что дело идет к крушению, пришло значительно позже.
Мы почувствовали колебания политической почвы под ногами, которые стали еще более заметными по сравнению с прошлыми временами, практически сразу по прибытии в Берлин. Первые раскаты грома раздались через месяц после нашего приезда в Берлин. На Пасху, которая пришлась в тот год в Германии на 7-8 июня, на обширной лужайке перед зданием рейхстага в Западном Берлине проводился большой фестиваль рок-музыки, на который съехались наиболее популярные группы со всей Западной Европы. Поводом для фестиваля были празднества по случаю 750-летия Берлина, которые отмечались в обеих частях города, причем с гораздо большим размахом в столице ГДР. Организаторы концертов у рейхстага развернули часть мощнейшей акустической аппаратуры, смонтированной у Бранденбургских ворот, в сторону Восточного Берлина, чтобы, по их словам, «дать насладиться» также любителям рока из столицы ГДР, которые не могли присутствовать на фестивале физически. Успех был поистине оглушительным – и в посольстве, и в наших жилых домах после начала концертов мы практически не слышали друг друга и были вынуждены либо кричать, либо обмениваться записками. Спасало только то, что суббота 6-го, когда начался фестиваль, и воскресенье 7 июня были выходными днями, что позволяло на время отлучаться из посольства, но нечего было и думать заснуть до завершения выступления музыкантов, затягивавшегося каждый вечер далеко за полночь. В понедельник 8 июня пришлось отменить традиционное утреннее совещание дипломатического состава под руководством посла.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.