Падение Аккона - [51]

Мак-Айвор помолчал, мрачно глядя перед собой.

— Какой-то ветер донёс до Малкольма известие о нашей тайной любви. Во всяком случае, он нас выследил и нашёл наше убежище. Он подслушивал нас и подсматривал за нами. Он также узнал, что я думаю о бегстве из Шотландии вместе с Аннот. Я настолько обезумел от любви к ней, что был готов на любую жертву и на любой риск. Однако Аннот медлила с согласием. И на то были причины.

— Так и произошла трагедия, — проворчал Герольт. Нетрудно было представить продолжение этой истории. — Твой друг Малкольм не одобрил любви и выдал вас, не так ли?

Мак-Айвор покачал головой.

— Это я ему, возможно, и простил бы. Нет, он поступил гораздо хуже. — Ненависть и отвращение сквозили в его голосе, который понизился почти до шёпота. — Он стал преследовать Аннот. Подарками и обещаниями он пытался добиться её расположения и… уступить ему.

— Какой подлец! — вырвалось у Герольта.

Мак-Айвор мрачно усмехнулся.

— Малкольм с детства был заносчивым и самовлюблённым. Он был склонен к жестокости. Но я не мог представить, чтобы он оказался способным на такую низость. Напрасно позже он уверял меня, что Аннот была простой легкомысленной девчонкой, готовой отдаться любому мужчине благородного происхождения. Аннот была другой. Она любила меня и была чиста во всех отношениях. И однажды Малкольм овладел ею силой и лишил невинности. Я долго и не догадывался о том, что сделал с ней Малкольм. Я просто не понимал, почему с какого-то момента она стала избегать меня и не хотела со мной говорить. Я даже усомнился в её любви. Я злился на неё. Мне казалось, что она больше не верит в мою способность защитить её и не хочет вместе со мной искать дорогу к счастью, которого мы добились бы вопреки всему и которого мы так страстно желали. Горькая же правда заключалась в том, что я действительно не смог защитить её — даже от своего лучшего друга. Она хранила свою тайну больше двух месяцев. Пока однажды вечером, перед её смертью, я не узнал, что сделал с ней Малкольм.

Герольт, ошеломлённый последней фразой Мак-Айвора, взглянул на него:

— Она забеременела от него и лишила себя жизни, потому что не могла вынести позора?

— Да, она утопилась. Потому что ей легче было умереть, — сказал Мак-Айвор и отвернулся. Он с трудом сдерживал чувства. — Я и сегодня виню себя в этом.

— Но ты не мог знать, что она собиралась сделать, — возразил Герольт.

— Я знал её гордость и видел безнадёжное отчаяние в её глазах, — тихо ответил Мак-Айвор. — Я мог бы не отпускать её, а остаться с ней и рискнуть всем, что у меня было. Но слепая ненависть к Малкольму и жажда мести оказались сильнее.

— И что ты сделал? — спросил Герольт, хотя этот вопрос был совершенно лишним — он знал, что сам сделал бы на месте друга.

— Я помчался в деревенскую таверну, в которой мы с Малкольмом договорились встретиться. Когда я вызвал его на поединок и предложил драться на кинжалах, он сначала пытался высмеять меня. «Грязная блудливая девчонка — не повод для того, чтобы двое мужчин нашего происхождения удостоили её хотя бы словом», — сказал он. Лучше бы я, по мнению Малкольма, поблагодарил его за то, что он открыл мне глаза на Аннот. Если эта деревенская шлюха удачно устроится и будет экономно расходовать деньги, когда-нибудь она сможет открыть собственный кабак. Так он говорил о женщине, дороже которой для меня никого не было.

— Бессовестная свинья! — прошептал Герольт.

— Он перестал смеяться, когда ощутил клинок моего кинжала. Я ударил его в левую руку, потому что вызывал его на честный поединок, в чём сам себя заверил. Но с этой минуты у него не осталось ни единого шанса против меня, — мрачно проговорил Мак-Айвор. — Малкольм был обречён. Я превосходил его не только ростом и силой, но и ловкостью. Я дал ему поверить, что он, пожалуй, ещё и выстоит в драке. Но на самом деле я, одержимый ненавистью и жаждой убийства, играл с ним. Я гнал его перед собой и наслаждался ужасом в его глазах, возраставшим по мере того, как он получал один удар за другим и становился все слабее. Под конец получилось так, как будто в тот вечер на задворках таверны я зарезал беззащитную овцу.

Герольт не знал, что сказать Мак-Айвору, и молчал. Он понимал, почему с тех пор его друг лишился покоя. На войне использовалась любая слабость противника. Врага без промедления убивали, даже если он лежал и был совершенно беззащитен, например, если упал с лошади и обронил оружие. Но представления о чести не позволяли рыцарю вызывать на поединок соперника, о котором было точно известно, что он не равен ему по силе и не имеет шансов на победу.

— Я не уверен, что в подобной истории не повёл бы себя точно так же, — сказал наконец Герольт. — Как же иначе ты смог бы покарать за надругательство над Аннот? Я не знаю, какие законы и обычаи используют в таких случаях у тебя на родине. Но я сомневаюсь в том, что без свидетелей дело дошло бы до правого суда и справедливый приговор был бы вынесен.

— Этого не случилось бы. И я до сих пор не знаю, что должен был сделать, чтобы заставить Малкольма ответить за своё преступление, — согласился Мак-Айвор. — Но это не отменяет того обстоятельства, что в неравной драке я потерял честь и стал причастным к гибели Аннот. Всего этого он не стоил. Но осознал я это слишком поздно.