Оживший кошмар русской истории. Страшная правда о Московии - [3]

Вторая важнейшая особенность Северо-Востока — континентальность. Чем дальше на восток, дальше от океанов — тем короче осень и весна. Даже на севере Франции сельскохозяйственный год длится девять месяцев в году. Но при этом весна продолжается два месяца и столько же осень. Тепло и наступает и отступает медленно, постепенно. Не зря же именно из Франции идет демисезонная одежда. Демисезонная… от слова «де-ми-сезон» — между сезонами. Одежда на то время года, когда нет ни зимы, ни лета. Одного нет уже, другого — еще.

На востоке Германии зима продолжается уже пять месяцев; сельскохозяйственный год сворачивается до семи, а продолжительность весны и осени существенно уменьшается.

На Северо-Востоке Руси зима продолжается добрых полгода, на севере даже дольше; а весна и осень так коротки, что реальна опасность не успеть с посевом хлебов или с уборкой урожая. Значит, работа на рывок. Тем более тяжкая работа, что вывозить на поля нужно больше зерна, а вспахать и засеять нужно большие площади, чем в любом уголке славянского мира (ведь земли нужно много, а урожайность низка).

Складывается традиция работы на рывок, бешеной «вкалки» без сна и еды, до седьмого пота. Отчаянной гонки за просыхающей землей, за стремительно надвигающимся, наступающим на пятки летом. Лето ведь короткое, и если опоздать с посевом, можно не получить урожая.

Такой же аврал — и при уборке урожая. Только вызрели, склонились хлеба — и тут же может ударить мороз, пойти снег. Или зарядят дожди, постепенно переходящие в снежно-водную ледяную жижу. Убирать урожай надо быстрее!

…А после того, как рывок сделан, можно жить спокойно: и летом, после посева, и тем более зимой, собрав урожай. Сельскохозяйственный год состоит из коротких суматошных рывков и длинных спокойных периодов, в которые решительно ничего не происходит. Перемежаются, сменяют друг друга периоды интенсивнейшего труда и полного ничегонеделания.

Это тоже отражается на народном характере. Те, кто организует сельскохозяйственный год в режиме труда «на рывок», с большой вероятностью так же построит и собственную жизнь, и жизнь общества. Вообще всякое бытие увидится человеку как соединение рывков, сверхусилий, когда «рваться из сил, изо всех сухожилий» не только правильно — это вообще единственный возможный способ действовать. А раз так — в жизни человека естественным образом чередуются периоды, когда он «до смерти работает, до полусмерти пьет» (например, делая росчисть в дремучем лесу, под новые поля и новую деревню), и периоды, когда он решительно ничего не делает, кроме самого необходимого. Своего рода «жизнь на рывок», или «судьба на рывок».

Но так складывается и история общества — «история на рывок». Сверхусилие совершается уже не индивидуально, в частной судьбе, а коллективно, в истории общества: деревни, общины, семьи, государства. Идет война, переселение, освоение новых земель, нашествие, отражение набега, тушение пожара. Каждый должен принять участие в сверхусилии, в «рывке». Каждый оценивается по своей способности совершать такой «рывок». Общественная мораль высоко оценит тех, кто сумеет выплеснуть как можно больше энергии и в как можно худших условиях, кто полнее отдастся общему порыву, кто умеет не жалеть ни себя, ни «противника», кто сумеет возглавить, организовать всеобщий «штурм и слом». Осудят скорее того, кто не пойдет на штурм вместе со всеми, пойдет недостаточно энергично, проявит меньшую, чем другие, ярость, непреклонность, отчаянность.

Ценность человека вообще будет определяться способностью совершать сверхусилия и рывки такого рода или участвовать в них. Молодой мужчина просто не может не искать возможностей поучаствовать в таких «рывках». Угодившие в них считаются уже проверенными жизнью, и те, кто хорошо себя повел, сразу признаются взрослыми мужчинами. А кроме того, после удачного «рывка» «появляются» новые земли, делится добыча. Вчерашний малец, чужой птенец, превращается в одночасье в почтенного собственника.

Вспомним героев все того певца рывка, сверхусилия, риска, жизни на пределе физических и психологических возможностей — Владимира Высоцкого. Его герои, даже совсем не уголовные, вроде бы вполне приличные люди, просто поразительно «криминогенны». Жаждущие сверхусилий, сверхнапряжения, плачущие о том, что родились «поздно», война уже кончилась, и «не досталось им даже по пуле», они словно несут в самих себе несчастье, криминал, гибель, мрак. Они хотят, чтобы сделанные в «ремеслухе» ножи

Вонзились в легкие,

От никотина черные

По рукоятки легкие,

Трехцветные, наборные.

Чтобы случилось нечто и чтобы потом десятилетиями вспоминать, как

Вспоминаю, как утречком раненько

Брату крикнуть успел: «Пособи!»

Чтобы:

И меня два красивых охранника

Повезли из Сибири в Сибирь.

А потом, что характерно, наступает период полного покоя, когда герой ничего уже не хочет, ничего ему не надо. Годы, даже десятки лет, тянутся разве что протапливания баньки по-черному и по-белому, воспоминания, попытки «гнуть пальцы», третировать «менее опытных», истерично-агрессивные алкашеские вопли в духе

Ты не видел Ногайскую бухту, дурак ты!