Ожидание шторма - [154]

— Ты когда-нибудь вспоминаешь обо мне?

— У меня редко бывает свободное время.

— Зато я утопаю в нем.

— Каждому свое... Не забудь про «Былое и думы».

— На память не жалуюсь.

«Да, жизнь пообтерла Татьяну, — рассуждал Чирков, шагая по улицам погружающегося в сумрак города. — Как в сказке. Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела... А кто успел?»

У штаба Чиркову повстречался командир комендантского взвода, доложил:

— Товарищ капитан, труп Роксана обнаружен, Только не у карьера, где мы искали его днем, а во дворе, под аркой, в водопроводном люке...

Руки у командира комендантского взвода были в грязи и ржавчине. А лицо — синее, словно он замерз.

Ейского кин ких королев

Вечер опускался теплый, лунный. Деревья шелестели листвой, и ветер был ласковый, осторожный. Он не касался земли, а скользил над ней, точно птица. И птицы радовались ему. Пели на разные голоса: звонкие, глухие, писклявые. Птичий гомон заполнял все небо, до самых звезд. И луна висела над горой... Желтый свет колыхался в море, дрожал на молодых листьях, свинцом застывал в развалинах. Развалины по-прежнему пахли гарью и битой отсыревшей штукатуркой. Но еще они пахли травой. И от этого теплело на сердце.

Лучи прожекторов, взметнувшиеся над городом с вершин ближних гор, приняли на себя небо. И звезды зажмурились и стали мельче.

Чирков сказал:

— Знал ли Роксан что-нибудь о Японце? И кто его зарезал? Неужели женщина?

— В разведшколах и женщин учат многому, — ответил Каиров.

— Это так. Вот если бы нам удалось взять Погожеву живой!

— Она могла не знать, кто такой Японец. И Сизов мог не знать. Здесь есть еще один момент. На мой взгляд, перспективный. Смерть Сизова, исчезновение Погожевой могли оставить Японца в одиночестве...

— Если так, он заляжет, — сказал Чирков.

— Он так и сделал бы, но... перегонный завод. Они жмут на этот завод. Длинный имел задание туда внедриться. Погожеву задержали у проходной завода, в записке Японца Кларе тоже есть упоминание об этом заводе. И очень ясное: «Никогда раньше диверсиями не занимался». Я уверен, центр будет давить на Японца. Скорее всего, ему пришлют помощников. Диверсантов-профессионалов. Он должен будет подготовиться к их встрече. Обеспечить надежной крышей и так далее... Вот тут-то он может выйти на Татьяну. И у меня предчувствие, что это случится.

— Предчувствие к делу не подошьешь, — скептически заметил Чирков.

— Мы люди разных поколений, капитан. Может, тебе и забавно, но я верю в могучую силу предчувствий. Я верил бы и в сны, но они мне никогда не снятся...

— Счастливый вы человек.

— Кто знает... Думаю, сны помогали бы мне. Относительно же предчувствий... Наша старушка земля была свидетельницей многих случаев, когда предчувствия сбывались, как приговор.

— Охотно верю. Но считаю, что это не очень надежное оружие против абвера.

— Против абвера нельзя брезговать никаким оружием. Вот поэтому, капитан, я разгадал тайну «ейского кин ких королев».

— Есть такой город, Ейск, — вспомнил Чирков. — Был там однажды до войны.

— Ейск в данном случае ни при чем, — ответил Каиров. — Вы помните, в Доме офицеров демонстрировался английский фильм «Победа в пустыне»... А в городе, между прочим, трудно с бумагой. Школьники пишут на газетах... И мне не давало покоя, что я где-то раньше видел шрифт с записки Погожевой. Тогда я вспомнил про плакат. Поспешил к начальнику Дома офицеров. К счастью, плакаты сразу не уничтожают. Их используют дважды. С одной и с другой стороны. А здесь кто-то оторвал нижнюю часть плаката. Это было сделано после того, как плакат был снят... Как видишь, Егор Матвеевич, «ейского» нужно читать «Армейского», «Кин» — «кинофотоотдела», «ких» — «Британских», «королев» — «королевских»... Теперь вопрос.

— Кто это мог сделать?

— По логике, прежде всего сотрудник Дома офицеров. Я попросил личные дела всех штатных работников.

— Женщин можно отсечь, — сказал Чирков. — Японец — кличка мужчины.

— Святая наивность, — усмехнулся Каиров. — В практике разведок не так уж мало случаев, когда мужскими кличками наделяли женщин, и наоборот.

— Чего не знал, того не знал, — погрустнел Чирков.

— Это в прошлом, — успокоил Каиров и продолжал: — Дела в полном порядке. Есть одно любопытное, но... можно сесть в галошу... Меня заботит другое... На музыкантов джаза нет личных дел. Второе, плакаты хранятся под лестницей, возле библиотеки. Туда ходят сотни людей...

— Для начала читателей-офицеров можно исключить, По характеру записки Японец представляется мне гражданским человеком.

— Попробуйте, капитан, будем работать в четыре руки, Время не терпит.

Звонок в библиотеку

За всю свою жизнь Татьяна не испытала столько тревоги, сколько за последние два дня. Конечно, человек, знакомый мало-мальски с ее биографией, мог донять, что жизнь Дорофеевой не была сплошным праздником. Но семейные неурядицы печалили ее не больше, чем дождливая погода, А страха в буквальном смысле она не испытывала вообще.

Сегодня же Татьяна боялась... Проснувшись ночью от какого-то неясного шороха, она долго лежала с открытыми глазами, не только умом, сердцем, но и кожей ощущая, что зло, черное и липкое зло рядом, ее могут убить, что она не бессмертна.