Ожидание футбола - [30]

С тренерами не принято церемониться. Они, наподобие Счастливцева и Несчастливцева из «Леса» Островского, бодро кочуют из города в город, из команды в команду. Для клубных тренеров это «бродяжничество» проходит более или менее безболезненно. Точнее говоря, оно вошло в быт. Будучи признан лично и единственно виновным «в развале» и уволен, тренер этот не унывает и, глядишь, спустя год в другом месте ходит в победителях, призерах, делится производственными секретами со своими коллегами, читает им назидательные доклады на конференциях. Да, впрочем, никто и не сомневается, что он каким был, таким и остался.

С тренерами сборной тоже не слишком считаются. Но тут поспешные, грубые вмешательства непоправимы. Однажды безвинно обиженный человек уже не способен вернуться к той же работе, в нем что-то очень существенное сломано. Что именно? Думаю, что сломано его воображение, сломана его вера в идеальные футбольные построения и в то, что ему под силу их осуществить. Иначе говоря, сломано самое хрупкое и как раз то, без чего в сборной не обойтись. Если же «закаленный» и битый вернется, то он уже не фантазирует, не идеализирует, а всего лишь добропорядочно трудится. И ничего путного у него не выходит. Это сама задача сопротивляется, ей мало добросовестности и квалификации. И уж вовсе ей противопоказаны опасливость, желание не блистать, а выкручиваться. От тренера сборной требуется полет замыслов, а не ординарная прилежная служба.

Г. Качалина, имеющего наибольший стаж работы в нашей сборной, трижды приглашали и трижды отстраняли. Он твердо и безбоязненно руководил командой в годы, когда она становилась олимпийским чемпионом (1956), брала Кубок Европы (1960). Тогда играли по «дубль-ве», все должности на поле были заранее распределены, и от тренера более всего требовалось уметь сделать хороший выбор. Качалину вкус не изменял. А когда он вернулся десять лет спустя, руки его уже не чувствовалось. И времена изменились: ввод каждого нового игрока влиял не просто на качество игры, а менял ее характер, облик, и это надо было предусмотреть, предвидеть, угадать. Прежней уверенности, окрыленности не было и в помине: по привычке, словесно декларировалась атакующая игра, а когда бил час матча, делалась уступка, и мы возле наших ворот видели стоячую воду оборонительного самоограничения.

У нас в сборной, кажется, ни один тренер не работал достаточно долго и спокойно. После первого же поражения, в 1952 году, был отстранен Б. Аркадьев. Безвинно ушел в 1964 году К. Бесков. Так и не был приглашен В. Маслов, хотя у него для этой роли, думается мне, были данные. Одно время тренеры держались по два сезона, потом – по одному, и все они наперед догадывались о своей участи.

В дни мексиканского чемпионата мира в ложе прессы стадиона «Ацтека» я познакомился с обозревателем английского ежемесячного футбольного журнала «Уорлд Соккер» Эриком Бэтти. Это журналист острый, со своеобразным вкусом, переводы его статей публиковались у нас не однажды. Тогда, в Мексике, он преподнес мне свою книгу о тактике футбола, я отдал ее издательству «ФиС», и она увидела свет.

Так вот, Бэтти спросил меня, собирается ли наша команда выиграть первый приз. Я ответил, что она, по-моему, будет удовлетворена, если, как и на предыдущем чемпионате в Англии, выйдет в полуфинал. Он недоверчиво помолчал, подумал, поблистал стеклами очков и, медленно выбирая слова, видимо, желая упрятать иронию и выразиться наиболее тактично, произнес: «А у меня сложилось впечатление, что ваши, приезжая на чемпионаты, нацеливаются на «Золотую богиню». Иначе почему же всякий раз у вас меняют тренеров?»

Уж и не помню, как я отшутился. На тренеров не распространяется старинное милостивое русское установление о том, что «повинную голову меч не сечет», не выручают их пространные объяснения с признанием ошибок. Сей нервический стиль руководства пользы сборной не принес и, уверен, принести не способен. С 1964 года на посту старшего тренера перебывали: К. Бесков, Н. Морозов, М. Якушин, Г. Качалин, В. Николаев, А. Пономарев, Е. Горянский, снова К. Бесков, В. Лобановский и О. Базилевич, Н. Симонян…

Фактически со дня ее рождения связан я с нашей сборной. Наверное, можно было бы попробовать написать книгу о поездках, виденных матчах, чемпионатах, футболистах, тренерах. Здесь же я позволю себе высказать лишь некоторые соображения.

Весной 1952 года писал я в «Советском спорте» в соавторстве со своим другом журналистом Н. Тарасовым отчет о матче ЦДСА – сборная Софии. Сегодня это был бы матч сборных СССР и Болгарии. А в ту пору, еще не веря в себя хорошенько, еще не объявляя себя, скрываясь под псевдонимами, наша сборная в серии товарищеских игр готовилась к своему дебюту.

Венцом той серии были два матча со сборной Венгрии. Мы не были как следует осведомлены о положении дел в международном футболе, но о венграх были наслышаны. Эти матчи не вошли в официальные списки нашей сборной. Однако если будущий историк пройдет мимо них, то многое останется непонятным. Той весной осваивался футбол уровня прежде нам неведомого и оказавшегося, как мне кажется, выше, чем предполагалось. Все эти матчи шли всерьез, не было в них и тени того, что позже стали уклончиво именовать «последней репетицией», «необходимой проверкой», «полезным экспериментом». Надписи на досках башен стадиона «Динамо», переименовывавшие сборные стран то в сборные столиц, то в клубы, и тогда никого не вводили в заблуждение, а теперь и вовсе обязаны быть расшифрованы по достоинству.