Ожерелья Джехангира - [22]

В конце июля наш поисковый отряд двинулся к верховью Тынепа. Я наметил на карте место, где прораб-геолог должен поставить палатки, а сам с Николаем Панкратовичем отправился в маршрут. О тайменях я уже перестал думать.

Николай Панкратович — крепкий шестидесятилетний старик — нанялся в геологическую партию промывальщиком шлихов. Он поехал в экспедицию, чтобы поднакопить деньжат для покупки дачи. Раньше он работал бухгалтером в Красноярске.

Идем, немилосердно печет солнце. Резиновые сапоги накаляются, как в печке. Над тайгой мерцает молочная пелена болотистых испарений. Черными тучами висят комары. Рыжими песчаными вихрями кружатся пауты.

У луговой поймы Тынеп круто повернул в сторону. Там, где он изгибался коленом, в русло реки вклинилась пологая галечная коса, покрытая густыми зарослями водяного вязиля. Она отгораживала от быстрой мелкой реки тихий, травянистый заливчик длиной метров в сто, а шириной метров в тридцать.

Мы шли и вдруг остановились, услышав таинственный всплеск. Из заливчика высунулся чей-то плоский темно-серый нос и лениво пустил пузыри. Рядом высунулся второй громадный нос и тоже забулькал. Кто это? Какие неведомые подводные звери? Неужели в Сибири появились крокодилы? Ведь они любят высовывать носы из воды.

Выглянуло из-за туч солнце, и мы обомлели от неожиданности. Уж на что геологи бывалый народ, всякое приходилось видеть, но о таком чуде никто не рассказывал, и нигде я не читал об этом.

Весь мелкий, узенький заливчик, глубина которого не превышала пятидесяти сантиметров, был доверху заполнен тайменями. Я насчитал триста девятнадцать штук и сбился. О, это было необыкновенное, редкостное зрелище, достойное, чтобы его запечатлели на кинопленку самые лучшие мастера! На черном илистом дне, как на черном бархате, величаво лежали метровые и еще более крупные рыбины, лежали степенно, стройно, вытянувшись вдоль берега и уставившись мордами к устью горного ключа, впадавшего в заливчик. Они словно спали, только изредка лениво шевелили красными плавниками да зачем-то по-крокодильи высовывали ноздри из воды. Сверху казалось, будто залив раскрашен ровными красно-бурыми полосами.

Таймени «стояли» не беспорядочно, а точно солдаты в колонне: впереди «генералы» — самые крупные, в конце заливчика прочая мелкая мишура. И только какие-то очень нарядные, пятнистые, неведомые мне рыбы нарушали стройную гармонию неподвижно замершей колонны. Их было в косяке штук семьдесят. Они кружились и плясали под струей горного ключа, гоняясь за юркими зелеными малявками. «Генералы» с ленивым достоинством смотрели на них безразличными, будто невидящими глазами. Иногда какой-нибудь великан сонно вздрагивал и, разинув пасть, как будто шутя, бросался к танцору, но тот проворно заплывал ему под хвост. Весело кружась, они играли в догонялки и вальсировали на виду молчаливой оцепеневшей колонны. И всякий раз нарядно-пестрая шустрая рыба оказывалась позади своего неуклюжего, толстого напарника.

Таймени выдерживали между собой строгие интервалы в 20—40 см, и только одинаковые по размерам хищники иногда доверительно лежали вплотную, касаясь друг друга боками. Колонна расширялась крутым веером и уходила далеко в Тынеп, теряясь в рябых волнах переката. Там, в хвосте, толпились уже совсем маленькие таймешата. Когда мимо них проплывал более крупный собрат, они почтительно отскакивали, уступая ему дорогу; парадный строй тогда нарушался. Таймени же одномерки друг другу дорогу не уступали.

Что привело сюда такое небывалое скопище хищной рыбы? Неодолимая страстная сила к продолжению рода? Но таймени уже давно, еще весной, отметали икру. Прозрачность ключевой воды или другие причины?

Николай Панкратович почему-то помрачнел. Взгляд у него сделался блуждающим и растерянным. Он забыл опустить накомарник, насекомые черным, густым слоем покрыли его седую бороду.

— Вы что, плохо себя чувствуете? — спросил я.

Он встрепенулся, сердито провел по лицу ладонью, и оно измазалось кровавым комариным месивом.

— Сальдо-бульдо! — выкрикнул старик.— Не лужа, а коммерческий банк! Безвозвратная ссудная касса! Боже мой! Вот бы осуществить выемку всей рыбы и реализовать ее на колхозном Красноярском рынке! Около семисот штук, не считая мелочи! Пусть каждый таймень весит в среднем десять кило, хотя вон те передние пуда по полтора. Семь вернейших тысяч килограммов первосортной лососины, которая в магазине стоит по четыре рубля кило. Целая итальянская вилла сосредоточена в этом объекте!

Ах, сальдо-бульдо! Перегорожу брезентами лужу, запру, как в кошелек, всю эту наличную сумму! Нагружу тушами плот и — судите меня за вынужденный прогул, за добровольный отказ от геологического полевого довольствия!

Николай Панкратович с такой силой сжал лопату, аж треснул черенок. Я думал, что он прямо в одежде прыгнет в залив. Но он с сожалением откинул лопату прочь и процедил:

— Исполнение решений не состоится ввиду лимита соли!

Закурил самокрутку и, безучастный, безразличный ко всему, лег под тень кедра.

Из-за поворота реки к заливу шел караван наших лошадей, нагруженных походными пожитками. Я таинственно подозвал товарищей. Что тут было! Какие восторги! Охваченные внезапно вспыхнувшей рыбацкой страстью, они чуть не вырвали у меня спиннинг, забыв, что на полную оснастку этой пустяковой штуки мне пришлось затратить около четырехсот рублей, а точнее выражаясь, праздничные туфли супруги.