Ожерелье королевы - [33]

Однако надо было подвергнуть ее еще одному испытанию. Принц был Дипломатом.

— Графиня! — заговорил он. — Должен признаться, что больше всего меня удивляет одно обстоятельство.

— Какое, ваше высокопреосвященство?

— То, что ни вашего имени, ни ваших титулов вы не сообщили королю.

— Ваше высокопреосвященство! Я послала королю двадцать ходатайств, двадцать прошений. Все было напрасно.

— По правде говоря, это странно! — произнес кардинал.

Вдруг он заговорил так, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову:

— Боже мой! — воскликнул он. — Мы забываем…

— Что именно?

— Да о той особе, к которой вы должны были обратиться в первую очередь!

— К кому же я должна была обратиться?

— К раздатчице милостей, к той, которая никогда не отказывает в помощи тем, кто ее заслуживает, — к королеве.

— К королеве?

— Да, к королеве. Вы ее видели?

— Никогда в жизни, — с предельным простодушием отвечала Жанна.

— Как? Вы никогда не посылали прошений королеве?

— Никогда.

— И не пытались получить у ее величества аудиенцию?

— Пыталась, но нимало в этом не преуспела.

— Даю слово дворянина, — громко заявил кардинал, — я восхищен тем, что слышу от просительницы, от женщины самого высокого происхождения, что она никогда не видела ни короля, ни королеву!

— Если не считать портретов, — с улыбкой заметила Жанна.

— Так вот, — воскликнул кардинал, на сей раз убежденный как в неведении, так и в искренности графини, — если понадобится, я сам отвезу вас в Версаль и сделаю так, чтобы там перед вами открылись все двери!

— О, как вы добры, ваше высокопреосвященство! — вне себя от радости воскликнула графиня. Кардинал подошел к ней.

— Не может быть, чтобы в скором времени вами не заинтересовались все,

— сказал он.

— Увы! — с обворожительным вздохом произнесла Жанна. — Вы действительно так думаете, ваше высокопреосвященство?

— О, я в этом уверен!

— А я думаю, что вы мне льстите, ваше высокопреосвященство.

Жанна пристально посмотрела на кардинала. Де Роан, который знал женщин, должен был в глубине души признаться, что он редко видел столь обольстительных.

— Честное слово, — сказал он себе с постоянной задней мыслью придворного, готовившегося к дипломатическому поприщу, — честное слово, было бы слишком большой удачей, если бы я нашел одновременно и порядочную женщину, у которой внешность проныры, и всемогущую покровительницу, находящуюся в такой нищете.

— Ваше высокопреосвященство! — сказала Жанна. — Такие люди, как вы, нарушают правила вежливости только с женщинами двух сортов.

— Боже мой! Что вы хотите сказать, графиня? Он взял ее за руку.

— Да, только с женщинами двух сортов, — повторила графиня.

— С какими же?

— Или с женщинами, которых они чересчур горячо любят, или с женщинами, которых недостаточно глубоко уважают.

— Графиня, графиня, вы заставляете меня краснеть! Неужели я с вами невежлив?

— Конечно!

— Но ведь это было бы ужасно!

— Тем не менее это так, ваше высокопреосвященство. Если вы не можете горячо любить меня, то, по крайней мере, до последней минуты я не давала вам права слишком мало меня уважать.

Кардинал держал Жанну за руку.

— Ах, графиня, по правде сказать, вы говорите со мной так, словно вы на меня сердитесь!

— Нет, ваше высокопреосвященство, вы еще не заслужили моего гнева.

— Я никогда не заслужу его, сударыня, начиная с сегодняшнего дня, когда я имел удовольствие видеть вас и познакомиться с вами!

«Ах, мое зеркало, мое зеркало!» — подумала Жанна.

— И начиная с сегодняшнего же дня, — продолжал де Роан, — вы всегда будете пользоваться моим вниманием.

— Ваше высокопреосвященство! — произнесла Жанна, не высвобождая своей руки. — Довольно об этом!

— Что вы хотите сказать?

— Не говорите мне о своем покровительстве.

— Да не допустит Господь, чтобы я произнес слово «покровительство»! Сударыня! Я унизил бы этим не вас, а себя.

— Ваше высокопреосвященство! Давайте условимся о том, что будет мне крайне лестно…

— Если так, сударыня, давайте условимся.

— Давайте условимся, ваше высокопреосвященство, что вы нанесли госпоже де ла Мотт-Валуа визит вежливости. И ничего больше!

— Но и не меньше, — возразил любезный кардинал. Поднеся пальчики Жанны к губам, он запечатлел на них довольно долгий поцелуй. Графиня отняла руку.

— О, это простая учтивость! — с чувством удовлетворения и с величайшей серьезностью промолвил кардинал.

Жанна протянула ему руку, и на сей раз прелат поцеловал ее в высшей степени почтительно.

— Если я буду знать, — продолжала графиня, — что, при всей моей незначительности, я занимаю часть столь возвышенных и столь многим занятых мыслей такого человека, как вы, это, клянусь вам, утешит меня на целый год.

— Год? Это слишком мало! Будем надеяться на большее, графиня.

— Что ж! Я не скажу «нет», ваше высокопреосвященство, — с улыбкой сказала она.

— Вот мы и стали друзьями, сударыня. Это решено и подписано, не так ли?

— Я очень бы этого хотела. Но можете ли вы помешать злым языкам? — спросила она. — Вы прекрасно знаете, что это совершенно невозможно.

— Да, — произнес он.

— Как же быть?

— Ну, это проще простого: заслужил я это или нет, но парижский народ меня знает.

— О, конечно, заслужили, ваше высокопреосвященство!