Озеро душ - [6]

Жизнь пошла своим чередом вокруг меня. Люди цирка были взволнованы. Труска — леди, которая могла вырастить бороду по желанию, затем втянуть волосы назад в лицо — вернулась после отсутствия в несколько месяцев.

Большая вечеринка состоялась, в ту ночь, по случаю ее возвращения. Было большое приветствие и пение. Я не присутствовал. Я сидел один на краю лагеря, с каменным лицом и сухими глазами, думая — как обычный — о мистере Крэпсли. Поздно ночью, раздался стук в мое плечо. Подняв глаза, я увидел Труску, которая улыбаясь, протягивала мне кусок пирога. — Я знаю, ты чувствуешь себя упавшим, но я думаю, что тебе могло бы понравиться это, — сказала она. Труска все еще училась говорить на английском языке и часто корежила слова.

— Спасибо, но я не хочу, есть, — сказал я. — Рад видеть тебя снова. Где ты была? — Труска не ответила. Мгновение она смотрела на меня — затем сунула часть пирога в мое лицо! — Что за черт! — заорал я, вскакивая на ноги.

— Это, то, что ты получаешь за свои большие капризные кишки, — засмеялась Труска. — Я знаю тебе грустно, Даррен, но ты не можешь все время сидеть как сварливый медведь.

— Ты ничего не знаешь об этом, — огрызнулся я. — Ты не знаешь, что я чувствую. Никто не знает!

Она посмотрела на меня лукаво. — Ты думаешь, что ты единственный, кто потерял кого — то близкого? У меня был муж и дочь. Они были убиты злыми рыбаками.

Я глупо мигал. — Я сожалею. Я не знал.

— Никто здесь не знает. — Она села около меня, убрала свои длинные волосы с глаз и посмотрела на небо.

— Поэтому я уехала из дому и присоединилась к цирку уродов. Я была ужасно сломлена внутри и должна была уйти. Моей дочери было меньше чем два года, когда она умерла.

Я хотел что-то сказать, но в горле было чувство, как будто веревка туго стянулась вокруг него.

— Смерть кого-то, кого ты любишь, является второй худшей вещью в мире, — сказала мягко Труска. — Худшая вещь, что ты причиняешь себе боль, что ты умираешь также внутри. Лартен мертв и мне грустно за него, но если ты продолжишь так вести себя, мне будет более грустно за тебя, потому что ты будешь мертв также, даже притом, что твое тело живет.

— Я ничего не могу с этим поделать, — вздохнул я. — Он заменил мне отца, но я не кричал, когда он умер. Я все еще не могу. Я не могу.

Труска тихо изучила меня, затем кивнула. — Это трудно, жить с печалью, если ты не можешь вывести ее со слезами.

Не волнуйся — в конце концов, ты будешь кричать. Возможно, ты почувствуешь себя лучше, когда ты это сделаешь. — Встав, она протянула мне руку.

— Ты являешься грязным и вонючим. Позволь мне помочь, очистить тебя. Это могло бы помочь.

— Я сомневаюсь относительно этого, — сказал я, но последовал за ней в палатку, которую мистер Толл подготовил для нее. Я вытер следы пирога со всего лица, потом разделся и обернул полотенце вокруг себя, в то время как Труска заполнила бадью горячей водой и смешала ее с душистыми маслами. Она оставила меня, чтобы я смог залезть в бадью. Я чувствовал себя глупо, ступая в душистую воду, но это было замечательно, как только я лег. Я оставался там почти час.

Труска вошла, когда я вылез из бадьи и высушила меня. Она забрала мою грязную одежду, поэтому я держал полотенце обернутым вокруг талии. Она заставила меня сесть на низкий стул и приступила к обрезанию ногтей ножницами и подпиливанию их. Я сказал ей, что они не будут хорошо работать — у вампиров экстра-жесткие ногти — но она улыбнулась и подрезала вершину ногтя от моего правого большого пальца ноги. — Это суперострые ножницы. Я знаю все о ногтях вампира — я иногда обрезала их Ванше!

Когда Труска закончила с моими ногтями, она подстригла мои волосы, затем побрила меня и завершила все быстрым массажем. Когда она остановилась, я встал и спросил, где моя одежда. — В огне, — ухмыльнулась она. — Она была гнилой. Я выбросила ее.

— Ну и, что ты предлагаешь мне надеть? — проворчал я.

— У меня есть сюрприз, — сказала она. Подойдя к платяному шкафу, она вырвала из него ярко окрашенную одежду и расположила ее на ножке ее кровати. Я сразу признал яркую зеленую рубашку, фиолетовые брюки и сине-золотой жакет — пиратский костюм, который я носил, когда жил в цирке уродов.

— Ты сохранила это, — пробормотал я, улыбаясь по-дурацки.

— Я сказала тебе, когда ты был здесь в прошлый раз, что я оставлю их и сохраню так, чтобы ты мог носить их снова, помнишь?

Это походило на годы, с тех пор как мы остановились в цирке незадолго до нашего первого столкновения с властелином вампирцев. Теперь, когда я бросил свой взгляд назад, я вспомнил Труску, обещающую приспособить мой старый костюм, когда у нее будет шанс.

— Я подожду снаружи, — сказала Труска. — Надень это и позови когда ты будешь готов.

Мне потребовалось много времени, чтобы влезть в одежду. Чувствовал себя странным, одевая это после всех этих лет. В последний раз, когда я носил их, я был мальчиком, все еще достигающим соглашения с тем, чтобы быть полувампиром, не осознающим каким трудным и неумолимым может быть мир. В то время я думал, что одежда выглядела крутой, и я любил носить ее. Теперь она выглядела ребяческой и глупой на мне, но так как Труска вошла в проблему сохранить их, я полагал, что я должен надеть их, чтобы угодить ей.