Ой, зибралыся орлы... - [32]

Борт речной галеры лишь немного возвышался над чайкой, поэтому наклон абордажных лестниц был незначителен, что облегчало атаку. Меткие пули казачьих стрелков тоже сделали свое дело — экипаж галеры был изрядно выбит и не смог оказать запорожцам длительного сопротивления. А может, не особенно стремился к этому — в воде вокруг галеры виднелось множество голов спрыгнувших в реку турок, пустившихся вплавь к берегу Яростный бой кипел только на корме у пушек да у мачты, на которой ярко горел массивный, изукрашенный резным орнаментом фонарь, чуть ниже которого реял по ветру бунчук из конского хвоста. Теперь ясно, почему Получуб атаковал именно эту галеру! Его наметанный глаз издалека приметил знаки достоинства командовавшего флотилией капитан-паши, и сотник решил лично возглавить атаку на вражеский флагманский корабль. А вон и сам капитан-паша: дородный, рыжебородый, в расшитой золотом феске с кисточкой. Зло кричит на защищавших его янычар-телохранителей, машет ятаганом, а сам нет-нет да и глянет в сторону борта галеры, за которым шумит Дунай.

Подпоручик Пиери врубился в окруживших капитан-пашу янычар, стал шпагой прокладывать к нему дорогу. Осторожней, Николенька! Высокий турок уклонился от удара подпоручика, занес ятаган над его головой. И не прозвучи пистолетный выстрел Белича, не миновать бы Пиери знакомства с вражеским клинком. А подпоручик, ничего не замечая вокруг, рвался к капитан-паше. Срубил одного турка, проткнул второго, сейчас скрестит шпагу с ятаганом капитан-паши. Эх, опоздал! Мелькнул в воздухе аркан, захлестнул шею и правое плечо капитан-паши, прижав его руку с ятаганом к туловищу. Капитан-паша рухнул на колени, выхватил левой рукой кинжал, полоснул им по натянутому аркану. Но несколько вражеских клинков, в том числе и шпага подпоручика, уткнулись ему в грудь. Оставшиеся в живых двое янычар-телохранителей бросили оружие, с безразличным видом скрестили на груди руки подле своего плененного военачальника.

Вскоре победой казаков закончилась и схватка у пушек. Секунд-майор взбежал на корму, окинул взглядом участок реки, на котором развернулось сражение. Чайка есаула и поручика Петковича захватила еще одну галеру, отбиты были и все три канчебаса. Две оставшиеся в турецких руках галеры и мелкие суденышки, спасаясь бегством от казаков, уходили к своему берегу, вслед им палили пушки с чаек.

— А ну, друга, поддайте басурманам жару! — скомандовал Получуб, кивая на трофейные орудия.

Пушкари-добровольцы засуетились на бывшей вражеской батарее, и залп не заставил себя ждать. Перелет! Зато следующий залп был удачен: с одной галеры ядром снесло мачту, две лодки перевернулись. Открыли огонь и другие, оказавшиеся у запорожцев, суда флотилии. Спасаясь от обстрела, многие турки бросались в реку, плыли к берегу. Однако запорожские пули и картечь находили их и в воде. Несмотря на обстрел, обе галеры и несколько лодок все-таки достигли суши.

— Туда! — указал Получуб на приставшие к берегу турецкие суда. — И жару им, хлопчики, жару!

Не прекращая стрельбы, бывшая галера капитан-паши и чайка сотника поплыли к остаткам турецкой флотилии. Туда же устремились другие чайки, а также трофейные корабли с запорожскими экипажами на борту. Турки вначале отвечали огнем на огонь. Однако видя, что казаки приближаются и готовятся к абордажу, покинули суда и скрылись в прибрежном кустарнике. Но едва запорожцы принялись хозяйничать на новых трофейных судах, с суши затрещали мушкетные и пистолетные выстрелы, на причалившие к берегу чайки и канчебасы помчалась турецкая конница, двинулись в атаку янычары и матросы, спасшиеся с судов разгромленной флотилии.

— Не жалей пороха, хлопцы! — раздалась команда Получуба, и он лично встал к трофейному фальконету.

Нескольких залпов оказалось достаточно, чтобы турки отхлынули назад, в темноту, густо покрыв береговой откос и песчаную косу перед судами трупами. Повторная атака была отбита всего тремя залпами, но радоваться было рано — издалека, из степи, донесся нарастающий стук копыт, воинственные крики и протяжное «Алла-а-а!» Белич поспешил к Получубу.

— Господин сотник, к неприятелю подходит подкрепление из Мачина.

Получуба известие нисколько не взволновало.

— Значит, услыхали пальбу на реке або турки в крепость гонца успели отправить.

— Что вы намерены предпринять?

— Отбить турок и заняться добычей.

— Что значит «заняться»? — не понял Белич. — Все уцелевшие суда флотилии в наших руках, мы вольны поступить с ними, как заблагорассудится.

Завладение трофеями и продолжение ненужного нам боя — суть совершенно разные вещи.

— Нет, пан майор, не разные, — возразил Получуб. — Говоришь, мы вольны распоряжаться добычей? Вольны, да не всей. Смотри, — и он указал на турецкие суда, брошенные экипажами у берега. — Одиннадцать шлюпок и лодок с грузами, а увести с собой можно лишь три. Остальные пошматованы ядрами так, что затонут в пути. А поклажа в них знатная: провиант и столь потребный для нашей флотилии припас — парусина, весла, якоря. Оставлять их туркам?

— Зачем? Сжечь!

— С лодками так и поступим, а с поклажей… С места не тронусь, покуда не перегружу все добро на чайки да канчебасы. Потом, разве добыча только на судах? А это? — Получуб вытянул руку в направлении берега. — Погляди, сколько там побитых турок, и при каждом оружие, порох, пули, справная одежда. Господь не простит, ежели мы такое добро на нужды христиан не обратим.