Ой, мамочки - [10]

— Да-да, конечно, — нервно заламывая пальцы, взволнованно вклинилась Примула, — но, может быть, лучше подождать, пока Доркас принесет кофе?.. Наш дорогой папочка любил повторять, что не бывает скучных тем, а бывают сухие глотки. Вероятно, он сожалел об отсутствии портвей… — Она смущенно затеребила свое жемчужное ожерелье. — Элли, дорогая, у вас новая скамеечка для ног, да? До чего же уютная комнатка! Мы вот думаем, не затянуть ли таким же кремовым шелком стены у нас в "Кельях".

Гиацинта насупилась.

— Примула, эта твоя тактика увиливания только сделает нашу миссию еще болезненнее. — Она стиснула мои ладони; ее ярко накрашенные ногти сияли точно раскаленные угли. — Милая наша подруга, мы явились к вам в столь несуразный час, потому что не на шутку встревожены.

К этому моменту я слегка сомлела, но ее слова мигом взбодрили меня, не хуже ушата холодной воды. Что же, по мнению сестер-сыщиц, угрожает моему мирному существованию? И тут меня осенило! Беременность, даже протекающая самым нормальным образом, видится сестрам Трамвелл делом жизни и смерти. Бодро выпрямившись, я с трудом удержалась от улыбки при мысли, что они заявились сюда со скоростью курьерской почты, дабы уговорить меня оставшиеся шесть месяцев провести в постели.

— Прошу вас, не надо обо мне беспокоиться. Если не считать неизбежной тошноты по утрам, я чувствую себя замечательно, честное слово!

Гиацинта фыркнула:

— Поймите, Элли, мы с Прим вовсе не против того, что вы ждете ребенка. Более того, мы с радостью встретили известие об этом грядущем событии. Мы просто обожаем малышей.

— И побаиваемся их совсем капельку, — добавила Примула с робкой улыбкой.

Тут Гиацинта помрачнела.

— Без сомнения, Элли, ребенок сделает вашу жизнь с Бентли еще счастливее — как только оправитесь от бессонных ночей, переломанных костей и неудачных увлечении дитяти. Мы даже позвонили нашей местной акушерке — мудрой сестре Пончикс, и она заверила нас, что роды нынче ничего общего не имеют с муками прошлого. Однако… Должно быть, я старая дура, но ничто не убедит меня в том, что трансляция родов по телевизору — достойная развлекательная программа, а улыбки рожениц натуральные. — Она перевела дух.

— Моя дорогая Гиацинта… — Примула принялась теребить бантики в волосах, — не слишком ли окольный маршрут ты выбрала, чтобы подойти к сути?

Гиацинта кивнула.

— Надеюсь, дитя мое, вы верите в парапсихологию?

— В данном вопросе я скорее агностик: доверяю только своему опыту.

Черные глаза Гиацинты не мигая уставились на меня, а канарейки в клетках-сережках перестали чирикать.

— Вчера утром мы с Примулой сидели в столовой и завтракали. Я как раз показывала ей шерстяное пальтишко, которое вяжу для вашего младенца, когда вошла Шанталь с подставкой для гренков.

— Это наша служанка, — вставила Примула, — чудесная девушка-цыганка.

Гиацинта взглядом заставила сестру умолкнуть.

— В свободное от работы время Шанталь корпит над ученой степенью в университете. «Кельи» для нее идеальное место, поскольку она специализируется на монашеских традициях и траволечении. Помните, Примула как-то послала вам средство от нервов? Так вот, Шанталь случайно наткнулась на него, наводя порядок в буфете, который не открывали несколько веков.

Примула постучала по своим часам с Микки-Маусом.

— Да-да, и мы искренне надеемся, Элли, что вы найдете эту микстуру полезной — как в свое время Анна Болейн[2] и незабвенный сэр Уолтер Рэйли,[3] прибегшие к этому средству в свой трудный час.

Гиацинта закрыла глаза.

— Короче говоря, судьбе было угодно, чтобы я нечаянно выронила клубок белой трехслойной пряжи, а Шанталь подняла его с пола.

— Шанталь всегда такая предупредительная, — чирикнула Примула.

— Шанталь — необычайно одаренная ясновидящая, — заявила Гиацинта.

— Милое дитя, — встряла Примула, — вы можете обвинить нас в чрезмерном увлечении сентиментальными романами, но мы с Гиацинтой своими глазами видели, как Шанталь застыла будто вкопанная с этим самым клубком в руках. Глаза ее превратились в самые настоящие омуты ужаса. Темные волосы упали на белое как полотно лицо. Пальцы судорожно вцепились в клубок шерсти. — Примула перевела дух. — А когда она наконец заговорила, голос ее, казалось, доносился из всех щелей комнаты, только не из ее одеревеневших губ. И сказала Шанталь, дорогая Элли… — Примула поправила подушку под моей головой, — …следующее: "Я вижу дом с множеством башенок, окруженный водой…"

— Ров в Мерлин-корте! Куда уж яснее! — вставила Гиацинта.

Хрупкие ладони ее сестры принялись теребить жемчуга, обвивавшие морщинистую шею, пока те не застучали как зубы. Голос Примулы превратился в призрачный шелест:

— "Сейчас я нахожусь в доме с башенками. Стены его красные. А красный цвет означает злобу. Воздух, которым я дышу, пропитан ревностью и страхом. Готовится взрыв, напряжение все нарастает… а потом — пуф! Огромные облачные массы прорвутся в кромешную черноту над крышей… И взрыв этот грозит уничтожить чаяния и мечты всех обитателей. Берегитесь черного облака!"

Примула умолкла. Тобиас проник в комнату, будто ходячее дурное знамение, повертел головой и бросился наутек. В зияющем дверном проеме возник Бен. Приложив руку ко лбу, он замер в оцепенении. Я медленно сползла с диванчика. Гиацинта тычком вернула меня на место. Ее атласная блузка отливала кроваво-красным. Интересно, эти милые сестрицы соображают, что они со мной творят? Руки мои инстинктивно устремились к животу, защищая младенца.