Овечья шкура - [2]

Горчаков заметил, что кампания эта опорочена на корню.

— Видел я у вас в бюро, — сказал Лешка, — как старый курильщик, эксперт Каландадзе, читал лекцию о вреде курения некурящим медсестрам отдела, смоля при этом цигарку.

Пилютин наконец нашел закуток, куда можно было сунуть окурок, не мучаясь угрызениями совести, и поманил меня за угол.

— Мария Сергеевна, хочу попросить вас о помощи.

— Я к вашим услугам, Никита Владимирович.

Сказала я это искренне, поскольку к Пилютину относилась с большой симпатией. Мы часто вместе дежурили, и я всегда радовалась, видя в графике его фамилию: работать с ним было одно удовольствие, со своим делом он справлялся быстро, четко и качественно, никогда не ныл, неизменно был спокоен и приветлив, и плюс ко всему имел еще одно немаловажное достоинство — его литературные вкусы полностью соответствовали моим. Так что наши совместные дежурства носили то чеховский, то купринский оттенок, а порой были отмечены поэзией Маяковского.

Пилютин вздохнул и машинально достал из кармана пачку сигарет, но, спохватившись, что мы уже отошли от курилки, засунул курево обратно.

— У моих знакомых пропала дочка, — начал он, глядя в сторону.

— И не нашли? — сочувственно спросила я.

— Нашли, — он помялся. — Нашли через три дня, в лесопарке. В пруду.

— Утопление?

— В том-то и дело. Танатологи поставили “утопление”, а прокуратура в возбуждении дела отказала.

— А я-то чем могу помочь, Никита Владимирович?

— Понимаете, девчонка домашняя. Между прочим, моя крестница. Пятнадцать лет ей было.

— Думаете, убийство?

Пилютин кивнул и опять вытащил сигареты.

— А почему отказали в возбуждении?

— Ой, я сам ходил к прокурору. Он говорит, самоубийство. Какое, к черту, самоубийство! Отличница, красавица, веселая, они с сестренкой собирались собаку покупать. Давно мечтала о пуделе, наконец родителей уломала, и на тебе.

— А жила она далеко от лесопарка?

— Хороший вопрос, — Пилютин серьезно посмотрел на меня. — Мы доказывали прокурору, что в лесопарке ей делать было нечего…

— А повреждения на теле были?

— В том-то и дело. Повреждения своеобразные. Полосовидные кровоподтеки на запястьях.

— Следы связывания?

— Да, похоже. Только веревок на руках не было. И вообще нигде не было. Ни в пруду, ни поблизости. Это мы уже сами с отцом девочки искали, милиция-то и не подумала. А мы и пруд облазили, и окрестные кусты…

— Борозды на запястьях, и все?

— Да.

— А чего вы хотите? — я подумала, что по такому трупу никто никогда убийства не возбудит. Убийство путем утопления доказать еще сложнее, чем лишение жизни путем сбрасывания с высоты. Это если топить человека в ванне — без синяков не обойдется. А если просто столкнуть в воду… Упал, захлебнулся, и все. Доказывать нечем. Вода смоет даже микрочастицы, которые именуются следами контактного взаимодействия одежды жертвы и преступника. Смоются и следы из-под ногтей — частицы кожного эпителия, крови, если жертва сопротивлялась и царапала злодея; уплывут волосы, которые могли быть вырваны у преступника и зажаты в руке.

— Хочу попросить вас подключиться. Поговорите с городской прокуратурой, пусть вам поручат этот материал. Может быть, вы усмотрите там состав преступления, возбудите дело и расследуете его. А мы вам поможем всем, чем сможем. Мария Сергеевна, очень вас прошу.

Посмотрев в глаза Пилютину, я поняла, что для него это действительно очень важно. И мне хотелось ему помочь. Но он понимал, что втравливает меня в неприятности, потому и смотрел так виновато. Чтобы забрать материал, мне нужно будет договариваться не только с горпрокуратурой и с чужим прокурором, поскольку район не мой, но и со своим собственным шефом. Мой шеф явно не придет в восторг от того, что я заберу чужой материал, возбужу дело о тяжком преступлении без всяких перспектив раскрытия, и оно повиснет именно на нашем районе вечным “глухарем” и будет портить статистику из месяца в месяц. Именно поэтому отказали в возбуждении дела там, где труп был найден, и я могу их понять. Наступит и еще одно последствие: та прокуратура начнет на меня коситься; они ехидно станут спрашивать, не раскрыла ли я еще преступление века, называть меня выскочкой, и будут не так уж не правы.

— Отказали за отсутствием события? — уточнила я у Пилютина.

— Да, за отсутствием события преступления.

— Понятно. Никита Владимирович, мне не так просто будет заполучить материал.

— Я отдаю себе в этом отчет, — заторопился Пилютин. — Попробую решить этот вопрос с городской прокуратурой, попрошу нашего начальника бюро, он поможет.

— Никита Владимирович, а почему именно я? Может, вам поговорить с операми в том районе? Или в главке? Там есть отличные ребята…

Никита Владимирович усмехнулся.

— Мария Сергеевна, я уже говорил с Синцовым. И с местными операми общался. Они все твердят одно — нужен нормальный следователь.

Я вздохнула. Конечно, лестно, что меня считают нормальным следователем, способным из любви к искусству ковыряться в безнадежном материале. К моим тринадцати реальным делам — неплохой довесочек. Я прислушалась к своим ощущениям; варианты возможны такие: а) мне страшно захочется раскрутить эту ситуацию, и я сделаю все, что от меня зависит, чтобы получить дело в свое производство; и б) мне страшно захочется раскрутить эту ситуацию, но голос разума пересилит, и я найду предлог отказаться, чтобы не нарываться на проблемы в виде лишнего “глухаря” и косых взглядов коллег.