Отыскать любовь среди холода - [33]

Правда, я узнала об этом позже, когда он привез меня из ЗАГСа в дачный поселок для знакомства с семьей. Он не предупредил престарелых родителей о своем решении. Наверное, потому что знал: будут против.

Родители приняли меня очень сухо. Особенно его мама. Оглядев с ног до головы, она надменно произнесла:

— Вы закончили школу или ПТУ?

— Я учусь на последнем курсе института.

— Понятно, — с сарказмом заявила она.

— Леночка, — обращаясь к жене, все-таки попытался навести мосты отец, — может быть, молодым чаю?

— Они теперь такими напитками не балуются, — нервно рассмеялась мать Сергея. — Им пепси, сникерсы и «Мальборо» подавай.

Чувствовалось, что новый строй, который так приветствовал сын, ими категорически не принимался. Не нравилось ничего: ни сами демократы, ни, тем более, потеря отнятых новой властью привилегий, ни происходившие перемены, особенно агрессивная реклама, буйствующая на экране и навязывающая чуждый им образ жизни. Она раздражала стариков.

Сыну прощалось все. Меня же они связывали с этим враждебным им новым. Дочь Серафима придерживалась тех же взглядов.

— Вы ведь курите? — Обращаясь ко мне, мама скорее утверждала, чем задавала вопрос.

— Нет. — Я была обескуражена и, конечно же, не ожидала такого приема, попросту была к нему не готова. Сергей ни о чем меня не предупредил. Кстати, потом выяснилось, что у Сережи вся семья была курящая. Даже мама в молодости курила. Теперь они были очень пожилые, болезни не позволяли никаких излишеств.

— Вы знали, что у Сергея была невеста? — Мать мужа просто наезжала на меня как танк.

— Нет.

Я стояла в верхней одежде. Мне даже никто не предложил сесть.

— Где вы с ним познакомились? — Это походило на допрос с пристрастием.

— На улице, возле Белого дома, то есть нет, сначала в троллейбусе. — Я паниковала и несла чушь.

— Леша, ты подумай, что за нравы, они познакомились на улице! — Обращаясь к мужу, свекровь всплеснула руками.

— Леночка, мы с тобой тоже не в царских палатах узнали друг друга, — напомнил отец Сергея.

— Какие были времена! При чем тут царские палаты! — Профессорша выходила из себя.

— Мы с Сережей три ночи провели возле Белого дома и… полюбили друг друга.

Это был мой конец. Худшего я произнести не могла.

Всю оставшуюся жизнь они будут считать, что я их политический враг и что я втянула их мальчика в революцию, и вообще в том, что в стране начались беспорядки, виновата тоже я и мне подобные.

Когда Сережа взял к себе на работу мужа сестры, Анатолия, бывшего секретаря комсомольской организации какого-то никчемного, одного из тысяч бесполезных НИИ, попросту пожалел, а может, Серафима настояла, моей жизни наступил конец. Внешне Анатолий был плакатный красавец: зачес густых волос назад, искрящиеся правдивые глаза: «Даешь пятилетку в три года!» В новых условиях он оказался серой совковой мышью, кроме как общественной работой ничем заниматься не мог. Комсомольского лидера одним из первых выгнали со старой работы, потому что предприятие преобразовалось в акционерное общество. Людей начали в действительности оценивать по способностям и по труду. Замечательному коммунистическому лозунгу он не соответствовал. Работать не любил, а способности оставляли желать лучшего. Выходец из пролетарской семьи, Анатолий, видно, польстился на профессорскую дочь. Родители приняли комсомольского вожака с распростертыми объятиями.

Сергей в своем новом предприятии дал ему приличную зарплату и должность.

Однако Серафима считала, что он достоин большего. Она звонила мне и требовала повышения зарплаты и сокращения рабочего дня мужа.

— Это ты так влияешь на Сергея, поэтому Толик торчит как проклятый на работе. А эти жалкие гроши, что он приносит, на них ничего невозможно купить!

Однажды, не выдержав, я ответила:

— Пусть он уволится и уйдет в другое, хорошее место.

— А-а, — разоралась она, — я знала, что это твоих рук дело. Это ты подговариваешь Сережу, чтобы он его выбросил с работы.

Так продолжалось до тех пор, пока она не узнала, что мы расстались. Кому она звонила потом, я не знаю.

Вот теперь решила вновь избрать меня мишенью. Мне бы следовало послать ее, как я однажды уже сделала, когда она довела до инфаркта собственного отца.

Жившим на профессорской даче родителям в начале девяностых талоны на сахар выдавались по месту прописки, в домоуправлении дома, где мы начали с Сережей свою совместную жизнь. Я, получив очередные талоны на всех, передала половину Сергею. Он должен был отовариться и завезти сахар родителям, но не успел и уехал в командировку. Слава Богу, вспомнив, я взяла свой сахар и, беременная, потащилась на электричке к престарелым родственникам. Встретили они меня глухой стеной молчания, однако я терпела, потому что свекру было уже совсем плохо. Я видела это, как врач. За ними ухаживала женщина, которую нанял Сергей. Она рассказала мне, что, не дождавшись сына, старый профессор накануне моего визита поехал к Серафиме за сахаром. Она жила недалеко от вокзала, куда приходила дачная электричка.

— Звонить со станции тяжело, автоматы все выломаны, — жаловалась домработница. — Я его отговаривала, мы бы обошлись, но хозяйка злилась, капризничала, ей все не сладко, ругалась на вас, говорила, что вы всему виной.