Отворите мне темницу - [84]
– До сих пор жив, однако. – заметил Брагин. – И должен сказать, что как раз ручными кандалами «приложить» много сподручней, чем обухом. Если бы вы хоть раз видели, как мои варнаки меж собой бьются, то сразу бы поверили. Один молодец у меня пару лет назад кулаком печь разнёс! Такого хоть заковывай, хоть нет – результат един будет.
– Печь?! – с ужасом переспросил Тимаев. – Здесь? В вашем кабинете?!
– Ну, не в кабинете, слава богу, а в остроге… убытку, конечно, меньше… но шуму было предостаточно.
– Наказали, надеюсь, по всей строгости?
– О, безусловно.
Тимаев посмотрел на сонную физиономию Брагина с подозрением. Снова принялся шуршать бумагами. Затем выпрямился, прошёлся по кабинету.
– Осмелюсь спросить – для чего всё это, Афанасий Егорович? Не мне вам объяснять, что закон есть закон. Я сам человек не злой, но ведь мы с вами на должности государственной! И «Уложение о наказаниях» чтить обязаны, как Евангелие! Я, право, не знаю, что и думать! У вас ведь сын вместе с вами живёт – за него-то хоть не боитесь?
– За Алёшку? С чего? Он за себя постоять умеет. Да, кроме того, он в Иркутске, в гимназии сейчас.
Тимаев только развёл руками. Чуть погодя ворчливо спросил:
– А что это за разбойничья рожа сидит у вас в сенях? С ружьём в обнимку! Я мимо прошёл – он даже не поднялся! А ведь тоже каторжный, надо полагать?
– Рожа разбойничья?.. А-а, это Хасбулат. На его счёт не беспокойтесь. Он уже своё отбыл, теперь вольный. Мой слуга.
– Не боитесь давать ему ружьё в руки?
– Кому-кому, а ему не боюсь. Он отменно умеет с ним обращаться.
– Афанасий Егорович, – помолчав, со вздохом заговорил Тимаев. – Мне, ей-богу, всё время кажется, что вы или шутите, или смеётесь надо мной.
– Я так на Петрушку похож?
– То-то и оно, что непохожи. Но мне, видите ли, принимать от вас завод. Может, вы всё же растолкуете, к чему такие вольности среди опасных людей? Вы ведь человек неглупый, весьма опытный. И если пошли на это, значит, была причина?
– Да не было никакой причины. – Брагин тяжело, всем телом развернулся к собеседнику, и кресло под ним истерически завизжало. – Просто я здесь шесть лет с этим опасным народцем вожусь. А до этого на Николаевском – четыре. А до Николаевского – на Иркутском поташном… И должен сказать, что, хоть к высшему начальству отношусь с глубочайшим уважением и законы чту, но… дела нашего в министерствах не знают. Кандалы людям – только помеха в работе, а побегам и бузе всяческой ничуть не препятствуют. Поскольку разбойники мои, если будет нужда, снимут их в три минуты.
– Вы шутите!
– Ничуть. Ещё на этапе сей науке нехитрой обучаются. Весной, кому надо, сбросят – и в тайгу!
– Но, позвольте, а внутренние беспорядки?.. Ведь это же убийцы, разбойники! Надо же как-то держать в узде…
– Их? В узде? Кандалами-то?.. – усмехнулся Брагин. – Помните, как Александровский горел? Как бунт ударил? Ведь все до единого тогда в кандалах были, а не помогло! У меня бунтов нет. Сами видели. – он кивнул на бумаги. Тимаев молча пожал плечами и заходил по кабинету.
– А заковывать баб я и вовсе нужды не вижу. Бабы обычно не бегают, им через тайгу не продраться. А жить всё же легче без железа.
– Так вы им здесь намеренно жизнь облегчаете?
– Я себе её облегчаю. – невозмутимо поправил Брагин.
– Позвольте, но такое заигрывание с каторжниками…
– Да нет, право же, никакого заигрывания! – впервые в голосе Брагина прозвучали досадливые нотки. – Владимир Ксаверьич, у меня ведь завод, дело! Всё работать должно! Сами видите, что выработку даём изрядную, так чего же более?
– У вас, Афанасий Егорьич, КАТОРЖНЫЙ завод. – холодно ответил Тимаев. – И мне всё же мнится, что забота ваша должна быть прежде всего о соблюдении буквы закона. Выработка – она повсюду есть. Выше, ниже – какая разница? В случае низких прибылей взыску-то от начальства не будет, сами знаете. А на завод посланы в наказание людские отбросы, мерзость и грязь! И забывать об этом они не должны ни на миг! Каторга есть каторга, мне ли вам объяснять! Ваша задача прежде всего в том должна состоять, чтобы эти… тьфу, и людьми-то назвать язык не повернётся… чтобы они всечасно помнили, за что они здесь и что кара сия справедлива! А они у вас обитают, как у себя по деревням! Я честный человек и, безусловно, напишу губернатору, что доносы на вас – лживы, что завод в отменном порядке и бунтов нет… равно как и побегов…
– Благодарствую.
– …но с вашими методами не могу и не должен согласиться! Если каждый будет сам себе законом… если распоряжениями начальства так недопустимо манкировать… Афанасий Егорьич, голубчик, ведь это основа государства рухнет!
– Право?..
– Вы допускаете, что законы пишут господа глупее нас с вами?!
Брагин молчал. На его некрасивом лице появились резкие, усталые складки. Тимаев напряжённо ждал. Наконец, бывший начальник завода медленно выговорил:
– Воля, Владимир Ксаверьич, ваша. Вы принимаете завод – вы теперь здесь хозяин. Моя совесть чиста, я вам и людей, и бумаги сдаю в сохранности. Что не воровал – сами видите, в чём был – с тем и съеду.
– Вы, спаси Бог, не обижены ли? – обеспокоенно спросил Тимаев. – Я с самым чистым сердцем… У меня ведь у самого дочка! На днях её из Иркутска сюда забираю, так не поверите, как страшно!
Ссыльный дворянин Михаил Иверзнев безответно влюблен в каторжанку Устинью, что помогала ему в заводской больнице. И вот Устинья бежала – а вместе с ней ее муж, его брат и дети. След беглецов затерялся… Неужели они пропали в зимней тайге? Сердце доктора разбито. Он не замечает, как всё крепче влюбляется в него дочь начальника завода – юная Наташа. И лишь появление на заводе знаменитого варшавского мятежника Стрежинского заставляет Михаила другими глазами посмотреть на робкую, деликатную барышню…
Ох как тяжела доля сироты-бесприданницы, даже если ты графская дочь! Софья Грешнева сполна хлебнула горя: в уплату карточного долга родной брат продал ее заезжему купцу. Чтобы избежать позора, девушка бросилась к реке топиться, и в последний момент ее спас… подручный купца, благородный Владимир. Он помог Софье бежать, он влюбился и планировал жениться на юной красавице, но судьба и злые люди делали все, чтобы помешать этому…
Они горячо влюблены в Устинью – ссыльный дворянин Михаил Иверзнев и уважаемый всеми крестьянин Антип Силин… А она не на жизнь, а на смерть любит своего непутевого Ефима, с которым обвенчалась по дороге в Сибирь. Нет ему покоя: то, сгорая от ревности к жене, он изменяет ей с гулящей Жанеткой, а то и вовсе ударяется в бега, и Устинье приходится умолять суровое начальство не объявлять его в розыск…
Мыслимое ли дело творится в Российской империи: потомок старинной дворянской фамилии Михаил Иверзнев влюбился в крепостную крестьянку Устинью, собственность его лучшего друга Никиты Закатова! А она мало того что дала решительный отказ, храня верность жениху, так еще и оказалась беглой и замешанной в преступлении – этот самый жених вместе с братом, защищая ее, убил управляющую имением. И страдать бы Иверзневу от неразделенной любви, если бы не новая беда – за распространение подозрительной рукописи среди студентов он схвачен жандармами.
Крепостная девушка Устинья, внучка знахарки, не по-бабьи умна, пусть и не первая красавица. И хоть семья её – беднее некуда, но именно Устю сватает сын старосты Прокопа Силина, а брат жениха сохнет по ней. Или она и впрямь ведьма, как считают завистницы? Так или иначе, но в неурожае, голоде и прочих бедах винят именно её. И быть бы ей убитой разъярённой толпой, если бы не подоспели Силины. Однако теперь девушке грозит наказание хуже смерти – управляющая имением, перед которой она провинилась, не знает пощады.
Разлука… Это слово прочно вошло в жизнь сестер Грешневых. Они привыкли к одиночеству, к вечной тревоге друг за друга. У них больше нет дома, нет близких.Как странно складывается судьба!Анна становится содержанкой. Катерина влюбляется без памяти в известного в Одессе вора Валета и начинает «работать» с ним, причем едва ли не превосходит своего подельника в мастерстве и виртуозности.И лишь Софье, кажется, хоть немного повезло. Она выходит на сцену, ее талант признан. Музыка – единственное, что у нее осталось.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.