Ответный удар - [29]

Я как лейтенант жил с еще семью офицерами-землянами и четырьмя вулканцами в общей каюте-казарме для руководящего состава всех трех десантных дивизий.

Молоденький лейтенант-ожу (вообще-то не совсем лейтенант, но звание примерно соответствует) попытался дать мне совет по поводу той женской занавески. Мол, так не принято. Поблагодарил, но ничего предпринимать не стал. Устав мне не только ментально прямо в мозг записали, я его потом очень внимательно сам прочитал. Запретов там нет, как раз тот случай, когда на мое усмотрение.

Вообще-то на самом деле тут было не так уж и плохо. Кровати, например, хоть и двухъярусные, но вместе с тем еще и высокотехнологичные, а не те, что обычно бывают в казармах. В случае необходимости они и в противоперегрузочные коконы могли превращаться, и в спасательные капсулы, и вообще там всяких функций до фига и больше.

С прочими удобствами тоже проблем не возникло. Традиция – вещь, конечно, хорошая, но до общего туалета в конце коридора ашжуры как-то не додумались. За каждой двухъярусной кроватью в стене имелась небольшая дверка, а там и туалет, и душ, рассчитанные на двоих. У офицеров соответственно все то же самое, только на одного. В общем, настоящая роскошь при кажущихся спартанскими условиях.

С досугом тоже все было в порядке. К услугам команды имелись большой бассейн, несколько спортзалов, кинотеатр, просто театр, какая-то непонятная комната с песчаным полом и красным полумраком. Позже оказалось, что это солярий. Тогда почему в других помещениях освещение по человеческим меркам почти нормальное?

Но все это в ближайшее время нам в любом случае не светило. Впереди были интенсивные тренировки на тренажерах с последующим закреплением усвоенного материала с помощью гипношлемов.

Глава 4 Боевое крещение

Гинтири. Пилот-истребитель

С первых же секунд полета, когда катапульта силового поля разгоняла истребитель в канале, чтобы вышвырнуть в пространство, почувствовала, что что-то не так. Или, скорее, что чего-то не хватает. Сначала не поняла, а потом уже не было времени на посторонние размышления. Но после того как вражеский истребитель, от которого я не успела увернуться, сначала получил пару зарядов по орудиям, а потом и взорвался, до меня вдруг дошло.

Стрелок!

Мой стрелок молчал! Дикарка Даля вела огонь по противнику, не издавая при этом ни звука.

Просто невероятно! Никогда о таком не слышала. Ведь даже курсанты и те во время учебных боев орут так, что порой не слышно звуков, имитирующих выстрелы, взрывы и рев вражеских двигателей. А уж что иной раз рассказывают о настоящих боевых вылетах… Сорванные голосовые связки – профессиональная болезнь стрелков. Проблемы со слухом – такая же у их пилотов.

Когда Даля не кричала во время тренировок, я особого внимания не обратила. Попадаются стрелки, что тренируются молча. Но в бою…

Однако времени на то, чтобы размышлять или удивляться, сейчас не было совсем. Приходилось уворачиваться и маневрировать, убегать и догонять, иногда чуть ли не на грани потери сознания из-за перегрузок. Никакие компенсаторы не помогали. Хорошо хоть, не приходилось опасаться, что по той же причине в любой момент может вырубиться мой стрелок. Пилот-то сам чувствует, когда нужно остановиться, а вот угадать, каково сейчас твоему напарнику, не всегда реально. К счастью, хомо в этом смысле такие же выносливые, как ожу, поэтому с ней точно ничего не случится.

Но непривычная тишина все же вызывала опасения, и я время от времени бросала взгляд на вспомогательные приборы, указывающие расход боезапаса и результативность огня. На первом цифры неуклонно ползли вниз, доказывая, что напарница точно не заснула. А второй стабильно застыл на отметке в восемьдесят процентов.

Невероятно!

Такое и на тренажере мало кто мог выдать, а уж в первом бою… Да и сама Даля на тех же тренажерах ни разу больше семидесяти пяти не выжимала, а чаще только семьдесят. Что, нужно признать, тоже очень хороший результат. А тут восемьдесят. Необходимо сказать, что результативным выстрелом считалось любое попадание, даже полностью поглощенное силовым коконом защиты, а не непременное разрушение противника, но все равно восемьдесят – очень много.

В любом случае времени раздумывать над странностями стрелка просто не было. Сейчас шел бой, все остальное потом. Вот когда выйдем из драки, тогда и появится время. Если вообще выйдем.

Стоило об этом подумать, как истребитель тряхнуло от серии попаданий. Приборы тоже показали потерю трети щитов по правому борту и некоторые некритические повреждения боевой машины. Тот дзынир, который это сделал, тоже получил ряд повреждений в ответ, но моих-то это не восстановило.

– Выходим из боя? – обратилась я к напарнице.

Это был не тот случай, когда нужно сражаться до конца. Громады линкоров и крейсеров выстроились в линии за пределами досягаемости друг для друга, а истребители кружились в скоротечных схватках. Правда, стабильной линией фронта тут и не пахло. В любой момент к одной из сторон могли подойти подкрепления, и тогда все изменилось бы. А пока из боя можно было выйти по любой минимальной причине. Поэтому я и поинтересовалась мнением напарницы.