Ответный удар - [62]

Ментальный импульс принес картину: нагая женщина с раздутым чревом и поджатыми к груди ногами. Темноволосая, узколицая, хрупкая, совсем другая, чем мать Коркорана, но при виде нее он почувствовал внезапный приступ ярости. Все же это была она, Эби Макнил, пленница на корабле фаата, изнасилованная, обесчещенная… Пусть не этим человеком, но его соплеменниками, бесцеремонными, жестокими, считавшими только себя разумной расой.

Он подавил свой гнев и сказал:

– Йата добрался до моего родного мира, где люди в самом деле подобны вам, и устроил бойню. Многие миллионы погибли, многие были изувечены, и память об этом еще хранят руины наших городов. Но то, что случилось, – случилось… Мы готовы забыть.

– Мы? – В мыслях Держателя мелькнуло недоумение. – Мы… Разве ты не фаата? Не мой потомок?

– Вероятно, твой, – со вздохом признался Коркоран. – Но это не важно. Я потомок победителей.

– Разумеется. Йаты.

Его уверенность была железной, и Коркоран с мстительным чувством промолвил:

– Ты ошибаешься, Держатель. Мы уничтожили Йату. Весь экипаж его корабля и квазиразумную тварь, которая им управляла. Ничего не осталось, кроме обломков на полюсе нашей планеты.

Он передал визуальный образ: гигантская башня звездолета среди антарктических льдов, зияющие в бортах прорехи и трещины, сумрачные коридоры с покореженным полом, погасшая Сфера Наблюдений в центральной рубке и трупы, трупы, трупы… Это был отрывок из фильма, отснятого экспертами Исследовательского корпуса, одной из первых групп, проникших на корабль. Запись, можно сказать, историческая! Лет десять-двенадцать назад корабль фаата принялись утилизировать, и сейчас он был разобран наполовину.

– Но ты, ты сам… – начал Держатель.

– Я – жертва эксперимента, насильственного и, к счастью, единичного, – с мрачной усмешкой произнес Коркоран. – Ни к Йате, ни к Айве, ни к другим покойникам я не питаю светлых чувств, да и к тебе, Держатель, тоже. Ты слышал, что было сказано? Йата истребил огромное число разумных на моей родной планете, не меньше, чем обитает в Новых Мирах, а возможно, и больше. У нас нет тхо, и жизнь каждого человека считается…

Он хотел сказать «священной», что было бы сильным отступлением от истины, но не это его остановило, а другое: язык фаата был лишен религиозных терминов. Быть может, и они когда-то изобрели Всемогущую Силу, бога и дьявола, рай и ад, но все это осталось в прошлом: два Затмения, две катастрофы их цивилизации, доказывали, что богу до людей пет дела и что в сотворении бед и несчастий они отлично обходятся без дьявола.

Держатель Дайт внезапно подался к Коркорану, всматриваясь в его лицо.

– Корабль Йаты погиб… Но ты здесь, в Новых Мирах! С какой целью? И как ты сюда попал? – Зрачки Держателя блеснули. – Ты родился не от кса, но у тебя разум фаата, а не бино тегари… Ты, отродье тьмы! Понимаешь, что это значит? Я могу проникнуть в твое сознание и найти ответы на любой вопрос!

Коркоран пошатнулся. Раскаленные клещи стиснули его мозг. Возможно, то были не клещи, а сверло – вращаясь с бешеной скоростью, оно впивалось в мозговую ткань все глубже и глубже, вовлекая ее в непрерывное кружение стального острия. Барьеры, которые пытался воздвигнуть Коркоран, были смяты, разбиты и лежали в руинах; его оборона рухнула, не выдержав напора властной чужеродной силы, которая шарила в сознании, вытаскивая память о том и этом, бесцеремонно разглядывая находку и с равнодушием отбрасывая прочь. Повинуясь вращению сверла, воспоминания разматывались якорной цепью, что падала в морскую бездну; против воли Коркорана она скользила звено за звеном, и каждое отзывалось вспышкой прошлого.

Он вновь погружался в детские годы, видел дом в Холмах, родные лица матери, Йо и Литвина, внимал их голосам; скользили в памяти здание гимназии в Смоленске, лазурные воды бухты Алькудия, древняя крепость над Днепром, тянули за собой полузабытых приятелей тех лет, друга Серегу, Хосе Гутьереса, одноклассников, девчонок и мальчишек; потом вставали корпуса Байконурской академии, свирепая рожа Брайана Кокса, бетонные плиты астродрома и «коршуны», взмывающие ввысь на ярких огненных столбах. Он снова мчался над Плато Покойников в сумрачном венерианском небе и слушал воркотню инструктора, снова, шатаясь и оступаясь, брел в индийских джунглях, и сержант Кокс висел на его спине неподъемным грузом, снова глядел в мертвое лицо Вани Сажииа, которого тащили Барре и Ларсен, снова, как четырнадцать лет назад, целовал Веру в березовой роще и чувствовал сладость ее губ. Затем раскрылась ему уютная кают-компания «Чингисхана», зазвенели бокалы в руках сослуживцев, расцвели их улыбки – его поздравляли с рождением Любаши… Промелькнула верфь, возник выпуклый борт «Европы», освещенный прожекторами, и сразу – суровая физиономия Карела Врбы. «Что я должен буду делать?» – «Все, что потребует ситуация…»

Крейсера… Шесть огромных крейсеров, будто шесть серебристых стрел, плыли во тьме и холоде его сознания. Спецгруппа «37», операция «Ответный удар»… Покинув облако Оорта, корабли шли в боевом строю. В жерлах их аннигиляторов таились разрушение и смерть, их целью был Обскурус, и через несколько часов огненный дождь обрушится на астероид, сминая защитные поля… Коркоран хотел удержать это тайное знание, но терзавшее его сверло было беспощадным. Может быть, не сверло, а клещи – они выдавливали из него воспоминания вместе с жизнью.