Ответная месть - [5]

— Крыса, — коротко пояснил Пински.

— Согласен. Но как ты узнал, что он там, внутри?

— Я увидел выскочившую из магазина крысу, — терпеливо повторил Пински. — И еще — тень.

— Тень от крысы? — Нилсон покачал головой.

— Да нет. Этот парень, что выстрелил в тебя, отбрасывал тень.

— Я… ох!.. не видел нигде никакой тени, — возразил Нилсон. — Я внимательно смотрел.

— Но ты не посмотрел вверх, — объяснил Пински. — Внизу, на площадке, где танцуют, была подсветка, так? Если свет внизу — тень наверху. В данном случае его тень была видна на люке от пожарной лестницы.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон, — пробормотал Нилсон.

— Вовсе не так он говорил, — стараясь поддержать разговор, возразил Пински, прижимая свой носовой платок к ране Нилсона и следя за его зрачками и за пульсом в ожидании сирены «скорой помощи». — Во всяком случае, не точно так. Скорее всего, он говорил только: «Элементарно» — как в «Горбатом человеке».

— Не дурачься… — попросил Нилсон — и отключился.

В последующие месяцы совместной работы Нилсон постепенно начал понимать, что представляет собой Пински. Он не был гениальным малым, не обладал безусловной интуицией, не обладал большой эрудицией — Пински был обыкновенным практичным Человеком. Он курил трубку. Немало читал. Бегал на лыжах зимой, занимался парусным спортом летом. У него была большая семья — обожаемая жена, милые дети сына, собака, умеющая выполнять разные трюки. Он верил в справедливость. Психолог назвал бы его «цельной натурой».

Поскольку Нилсон все еще пытался понять, отчего это жизнь проделывает с ним порой весьма злые шутки, спокойствие Пински перед лицом любых невзгод вдруг оказалось для него источником, из которого он черпал силы. Уверенность в том, что Пински знает, как и что делать, давала ему возможность сконцентрироваться и использовать в должной мере собственные способности. Получилось как раз то, на что рассчитывал Страйкер, предложив сделать этих полицейских напарниками.

— Вместе они будут олицетворять собой здравый смысл, озаряемый вспышкой молнии, — сказал он капитану Клоцману. — Поверьте мне — они сработаются.

Они сработались.

Этим четверым (по необходимости к ним подключались и другие полицейские) было поручено возглавить поиски убийцы. Все сведения, советы, подозрения и слухи, собранные тысячами полисменов и сыщиков в городе, поступали к ним. Копии всех протоколов и деловых бумаг, имеющих к этому отношение, направлялись им. Анонимные звонки и всяческие «добровольные признания» сообщались им. Жалобы и возмущенные заявления граждан переадресовывались. К ним поступали вопросы газетчиков, публики, других работников полиции. Эти вопросы и требования валились на них и снизу, и сверху, и со всех сторон.

И с любым новым убийством давление увеличивалось.

Страйкер и Тос прошли в полицейское отделение, чтобы продолжить беседу с капитаном Корса и просмотреть все задания и рапорты полицейского Ентола за несколько последних недель. Нилсон и Пински остались на автостоянке. Они наблюдали, как коронеры унесли то, что осталось от детектива Ентола, и Пински, размышляя, снова заговорил о том, что уже навязло у них на языке с тех пор, когда они заговорили об этом впервые:

— Если это случайность, то мы завязнем в нашем расследовании, не так ли?

— Еще бы, — проговорил Нилсон, яростно занося в блокнот описание места происшествия.

— Так давайте не будем считать это случайностью.

— Согласен с таким предложением, — пробормотал Нилсон. Пински пристально смотрел на фотографов, упаковывающих свое снаряжение.

— Начинали мы с трех выстрелов, произведенных с дальнего расстояния. Теперь вот четвертый — с близкого расстояния.

— Ну и что? — спросил Нилсон, продолжая писать.

— Можно предположить, что первые три жертвы были убийце незнакомы, а с четвертым они были дружны.

— Ничего себе друг! — Нилсон перестал писать и взглянул на Пински.

— Ну, допустим, просто знакомы, — уступил Пински.

— Может быть и так. Но, возможно, и наоборот — трех первых он расстрелял с дальнего расстояния, потому что боялся быть узнанным, а четвертого — с близкого, потому что они совершенно не знали друг друга, — предположил Нилсон и закрыл, наконец, свой блокнот.

— Думаю, лучше нам начать с беседы с напарником Ентола — как его зовут?

— Собелл, — сказал Пински. — Я его знаю — хороший парень. Должно быть, его здорово потрясло все это.

Нилсон взглянул на него с некоторым любопытством:

— А ты сильно был бы потрясен, если бы меня вот так пристрелили?

Пински посмотрел на него и задумался.

— Наверно, я минуту-другую был бы в шоке, — наконец предположил он.

— Так долго? — Нилсон удивленно поднял брови.

— А меня бы оплакивал ты долго? — в свою очередь поинтересовался Пински.

— Целый год ходил бы в черном, — искренне признался напарник.

— О! Вот здорово! Тебе же идет черное.

— Сам знаю, — ухмыльнулся Нилсон. — Может быть, пройдем в помещение и посмотрим, чем там заняты остальные? Мы можем обменяться впечатлениями и мнениями, а затем посмотреть, что выдал нам компьютер. Как я рад был бы обнаружить, что и жертвы, и убийца когда-то в детстве жевали вместе одну и ту же жвачку. Говорю тебе откровенно, Нед, все это порядком подействовало на меня. Я все время ощущаю некое горячее пятно на своем затылке как будто там укреплена яркая светящаяся мишень для стрельбы.