Ответная месть - [44]

— Хорошая идея, — пробормотал Клоцман, опустив голову.

Хороша, как черту — ладан, подумал Страйкер.

Он прошел в свой маленький кабинет и уселся в кресло, которое тоже затрещало, прогнувшись гораздо глубже, чем кресло Клоцмана. Нилсон и Пински уже были здесь.

— Так что? — спросил Страйкер. — Что мы собираемся делать?

Нилсон и Пински переглянулись.

— То же самое, что и прежде, — ответил Пински.

— А что именно — прежде?

— Ты же и так все знаешь… — попытался увильнуть Нилсон.

— Все равно расскажите: я больной человек, меня нужно поддержать и развеселить.

Нилсон пожал плечами.

— О'кей. В случае с вами тот же порядок, как и в других случаях. Первым делом прослеживаем все твои старые случаи задержания и пресечения — и отслеживаем их связь с недавними освобожденными из мест лишения свободы. Плюс недавние освобожденные под залог. Если мы хотим связать ваш случай с другими убийствами, мы закладываем в компьютер столько относящихся к делу деталей, сколько имеем в распоряжении, и сравниваем результат с полученными по предыдущим четырем случаям. И по Хоторну, я полагаю, следует сделать то же. Может быть, в этот раз компьютер что-нибудь да выплюнет ценное; а во все прошлые разы он только жужжал и глупо улыбался. Если что-то промелькнет, тогда мы еще раз сверяемся по картотеке Чейза со всякими психами; плюс картотека типов, ненавидящих копов. Если мы и тогда ничего не находим ценного, у нас в самом деле будут проблемы: значит, нам придется искать вслепую, среди законопослушных граждан, которые прежде не попадали в поле зрения полиции. Или среди внезапно озаренных идеей убийств копа. О, я совсем забыл: еще нужно учесть недавно прибывших в город со всех четырех сторон света: с юга, севера, востока и запада; тех, на кого не заведена учетная карточка, но которые могут привезти с собой все разновидности ненависти и, может быть, заметили твое имя во вчерашних газетах…

— А мое имя было во вчерашних газетах?

— Да, дважды: в сообщении о суде над Бронковски и в статье о снайпере. А этим утром ты уж, конечно, попал во все выпуски. «Последняя жертва» — и все такое.

— По крайней мере, слава заслуженная.

— И посмотрим, что она тебе принесет, — подчеркнул Нилсон.

— Ты забываешь, что она дает нам, — заметил Пински.

— Что?

— Всякого рода самооговоры, учитывая известность, которую любители этого дела получат в публике, — плюс внимание и с нашей стороны, и со стороны прессы. Мы будем вынуждены проверять и этих, — заключил Пински. — А мы еще не закончили с теми, кто сам обвинил себя после случая с Ентолом.

Нилсон впал в уныние:

— Я чувствую, меня одолевает одна из моих головных болей.

— Как у тебя может быть больше, чем одна — если ты сам один? — спросил Пински, двигаясь к двери.

Нилсон изобразил обиду:

— Это нехорошо с твоей стороны, Нед. Это обидно. Ты расстроил меня, так и знай — ты очень расстроил меня. — Он подмигнул и прощально помахал Страйкеру рукой. Через стеклянную дверь ответ Пински не был слышен, но его усмешка сказала сама за себя.

Страйкер криво улыбнулся. Любопытно было наблюдать за расследованием твоего собственного случая со стороны. Но Тос лежал белый и неподвижный в госпитале, а он сидел здесь бездеятельный, как последний осел, не зная, куда идти, что делать.

Он схватил свою кофейную кружку и бросил ее в угол, где она разбилась громко — и окончательно.

Но это не помогло. Совсем не помогло.

Три часа спустя он все еще сидел там. Разбрызганный кофе засох на стенах и полу, и осколки кружки все еще лежали там, куда они упали. Он послушал по телефону сообщение Дэйны, которая была в Сити-Холл и просматривала картотеку, и сам сделал несколько звонков. Дальше он никуда не двинулся.

На улице было уже почти темно, и городские огни стали отражаться от низких облаков, которые затянули небо, принеся с собой теплый весенний дождь. Страйкер хотел зажечь настольную лампу и зарычал от боли, пронзившей плечо. Сидеть неподвижно так долго ему приходилось редко, и тело немедленно среагировало на это. Неподвижная темная фигура за освещенным полем, он был одинок в своем застекленном кабинете, как молчаливая рыба, двигающая плавниками в тени оживленного аквариума. Он наблюдал, как помещение полицейского отделения опустело после одной смены — и вновь заполнилось с наступлением другой. Люди выходящие приветствовали входящих. Некоторые оставались, чтобы обменяться новостями за чашкой кофе, другие просто дружески махали рукой — и уходили развеяться за пивком перед тем, как пойти домой, в другой мир; мир жен, детей — и, в некоторых случаях, мир понимания.

И любой из них мог стать следующей жертвой.

Любой из них мог поймать убийцу.

В любом случае он мог бы все еще сидеть здесь, пока это происходит.

Дверь кабинета отворилась, и на пороге предстал Нилсон.

— Подбросить домой? — спросил он.

Страйкер вздохнул и поднялся из кресла. С трудом потянул пиджак, на одну руку. Оба — он и Нилсон — не произнесли ни слова, ни в кабинете, ни по пути домой. Подъехав к его дому, Нилсон заглушил мотор.

— Я помогу тебе устроиться, — предложил он.

— О черт, я и сам смогу, — проворчал Страйкер, но был благодарен за компанию, и не стал больше протестовать. Прошли по дорожке, и он вручил Нилсону ключи, а тот отпер дверь и включил свет.