Ответ знает только ветер - [203]

Я подлец. Я гад.

Я подлец. Я гад.

Я подлец. Я гад.

53

— Bonjour, Marcel, — сказал говорящий попутай в клетке на краю дорожки, ведущей от причала для шлюпок с яхт к ресторану «Эден Рок». Нога моя болела довольно сильно, и было жарко, безумно жарко вскоре после полудня в тот четверг шестого июля 1972 года.

Мы с Анжелой стояли перед клеткой с попугаем. Внизу, в бухте, покачивалось на якорях множество яхт. Клод и Паскаль в эту минуту как раз спускались в шлюпку, доставившую нас на берег и вернувшуюся к яхте за ними. Их пес Нафтали еще носился по палубе в крайнем возбуждении. Ни ветерка. Я взглянул в ту сторону, где над водой пестрели всеми красками гавань и домики Хуан-ле-Пена, а за ними вдали, в заливе, смутно различил сквозь жаркое марево Старую и Новую Гавань, Порт-Канто, и пальмы, обрамляющие бульвар Круазет, и белые отели за ним, но все это лишь расплывчато, — весь город с его зданиями в центре, а также и виллами и так называемыми «резиденциями», утопающими в огромных парках, на склоне, венчаемом Верхними Каннами. Справа, к востоку от Канн, раскинулся квартал Ла Калифорни — та часть города, где жила Анжела. И я подумал, что смотрю сейчас на свой дом, на свою родину. Потому что только Анжела и ее дом — вот и все, что было у меня своего в этом мире. Да, еще и пятнадцать миллионов немецких марок в швейцарских франках. И еще больше денег должны вот-вот привезти.

— Уже три минуты третьего, — заметила Анжела. — Он опаздывает, этот человек.

— Да, — сказал я. — Но он придет. Он наверняка придет. Обязательно должен придти. Сам Бранденбург сообщил о его приезде. Сам Бранденбург передал мне шифровкой новые указания и дал этому человеку деньги, чтобы я мог расплатиться с информантами.

— А почему ты должен встречаться с ним именно здесь? — спросила Анжела, начиная тревожиться.

— Я уже говорил тебе, Анжела. После всего, что случилось, мы не хотим больше рисковать. Здесь, среди бела дня, а присутствии множества людей — там, на террасе, преступление исключено. Бранденбург хочет действовать наверняка. Я тоже.

— Этот человек должен доставить тебе много денег?

— Да, — ответил я. — Очень много. Люди, владеющие какой-то информацией, требуют за нее большие деньги.

Так я опять солгал ей. У меня не было выбора. Правду об этой встрече у клетки попугая Анжела не должна была узнать никогда. Я готов был сказать ей вскоре, вероятно, уже через несколько дней, что меня отстранили от участия в расследовании, поскольку страховая компания поняла, что страховку Бриллиантовой Хильде все равно придется выплатить. Несколько позже, как мне представлялось, я смогу уже сообщить ей и о том, что вышел на пенсию с очень высокой компенсацией и что смогу теперь всегда жить в Каннах. И только потом станет актуальным вопрос об ампутации. У меня пока не было точного представления о том, как именно я буду сообщать все это Анжеле. До сих пор как-то все обходилось, думал я. Вот и дальше обойдется. Я был уже не тем человеком, что два месяца назад. Мне было безразлично, что теперь я походил на тех, других. Мне все было безразлично. Лишь один-единственный человек был дорог мне в этом дерьмовом мире — Анжела.

— А вот и супруги Трабо подъехали, — сказала Анжела. Шлюпка с «Шалимар», описав большую дугу, и впрямь подошла к причалу. Я подумал, что опоздание посланца с деньгами пришлось мне весьма кстати, так как заранее попросил Клода Трабо несколько раз и как можно незаметнее щелкнуть меня с ним. У Клода был превосходный фотоаппарат, а мне хотелось иметь фотографии человека, которого я ждал, и нас с ним вместе в момент передачи денег. Все к лучшему, подумал я. И сказал Анжеле:

— Я боготворю тебя. Если бы мне было суждено умереть в эту минуту, я был бы счастливейшим…

Фразу я не договорил. Что-то со страшной силой ударило меня сзади под левую лопатку. Я упал лицом в красноватую землю. И успел подумать: «Выстрел. В меня попала пуля».

Но звука выстрела я не слышал.

Помню, что услышал крик Анжелы, но не смог разобрать, что она кричала. Странно, но я не ощутил никакой боли, ни малейшей. Потом услышал кроме голоса Анжелы много других голосов, громких, возмущенных. Потом вдруг все погрузилось во мрак, и мне показалось, что я падаю, все быстрее и быстрее, и лечу в водоворот, у которого нет дна. Прежде чем окончательно потерять сознание, я успел подумать: «Вот, значит, как приходит смерть».

То было лишь ее начало.

Я еще несколько раз приходил в себя, правда, не совсем. В вертолете я увидел карие глаза Анжелы, про которые я как-то сказал, что никогда не мог бы их забыть. Мотор вертолета так гремел, что Анжеле пришлось вплотную приблизить рот к моему уху, лишь тогда я расслышал, что она кричала, заливаясь слезами:

— Прошу тебя, прошу, умоляю, Роберт, не умирай! Стоит тебе захотеть, и ты не умрешь! Поэтому не сдавайся. Не сдавайся! Прошу тебя, прошу, ну, пожалуйста. Ты не имеешь права умереть. Просто не можешь себе этого позволить. Я — твоя жена, и я так люблю тебя, Роберт! Не сдавайся, вспомни о наших планах, о нашей новой жизни, ведь она только началась. Ты помнишь обо всем этом, правда? Ну, пожалуйста!