Ответ знает только ветер - [11]

А что скажет доверенный врач фирмы?

После этого разговора мне нужно было еще явиться к нему. В тот день полагалось пройти обычное ежегодное обследование. Я уже много месяцев со страхом ожидал этого дня. Ведь врач, конечно, заметит, что со мной творится неладное. И что тогда? Что тогда?

Я долго об этом думал. У меня был лишь один выход: лгать. Все отрицать. Я здоров. Просто врач неправильно истолковал симптомы, которые он обнаружил, не мог не обнаружить. У меня не было никаких жалоб на здоровье, абсолютно никаких! Это мой единственный выход. В этом случае им не за что будет зацепиться. Надеюсь, что не за что, о Боже. А если доктор все ж будет настаивать на своем диагнозе? Если они несмотря на все поверят ему, а не мне?

У Густава от горя будет разрыв сердца, подумал я. У этого пса, который выжимал все соки из своих подчиненных, а потом, когда они выдыхались, теряли способности и силы, отшвыривал их прочь, как старый хлам, с глаз долой!

— Я не болен, — заявил я.

— Рад это слышать. Правда, Роберт, я рад. Хотя выглядишь ты хуже некуда. Что с тобой? Неприятности?

Я промолчал.

— Дома?

— Гм.

— Карин?

— Гм.

— Что с Карин?

— Ничего особенного, — ответил я. — То же, что всегда.

2

— Сегодня ночью ты опять кричал во сне, — сказала моя жена.

— Я кричу во сне каждую ночь, — буркнул я.

— Но не так громко, как сегодня, — возразила Карин. — Сегодня ты так вопил, что я уже хотела войти к тебе и разбудить, потому что Хартвиги наверняка опять все слышали. А может, даже Талеры и Нотбахи. — Это были наши соседи по лестничной площадке и жившие этажом выше и ниже. — Эти крики невыносимы для меня, ты что, не понимаешь? — сказала Карин. Этот разговор происходил полтора часа назад. Мы сидели за завтраком, и Карин, произнося эти слова, намазывала себе булочку маслом. Она всегда много ела за завтраком и пила крепкий кофе. Я вообще ничего не ел, только пил чай. — Потому невыносимы, что фрау Хартвиг то и дело заговаривает со мной об этих твоих криках. И постоянно допытывается, может, ты все-таки болен. Что тебе снятся кошмары, давно никто не верит. Все они считают, что ты очень болен. У тебя, мол, что-то с головой. Фрау Хартвиг вчера сказала, что тебе следовало бы обратиться к психиатру. Представляешь, каково мне было это слышать.

— Да, тебе конечно, трудно пришлось, — сказал я и отхлебнул чай. А Карин продолжала с полным ртом:

— Мне тоже кажется, что тебе следует пойти к врачу. К психиатру. Все же ненормально, когда человек каждую ночь кричит во сне — и так длится уже два года. Фрау Хартвиг говорит, что это ненормально. А во время командировок, когда ты спишь в отелях, ты тоже кричишь во сне?

— Не знаю, — выдавил я и зажег сигарету. — Не думаю.

— Значит, только дома, только когда ты со мной, — подытожила моя жена.

Я промолчал.

— Мой муж кричит во сне, когда он дома. В поездках, когда берет в постель какую-нибудь шлюху, он не кричит. Значит, виновата я. Я всегда виновата. Во всем. Ах ты, мой бедненький. Я еще доведу тебя до дурдома, да? Тебе плохо со мной, так? Я тебе опротивела, да? Ну, давай, давай, скажи, что опротивела.

Я промолчал.

— Да он еще и трус, — усмехнулась Карин. — У него такая сволочная работа, что он шляется по всему миру, месяцами оставляет жену одну, вообще ее больше не видит, когда вдруг появляется дома, даже уже не разговаривает с ней, не слушает, когда она с ним говорит. Ты меня слушаешь?

Я промолчал.

— Свинья, — сказала Карин. — Я тебе надоела за десять лет, да? Да что там десять! Вот уже два года, как ты не спишь со мной. Не обнимаешь, когда уходишь или возвращаешься. А когда я хочу тебя поцеловать, ты отворачиваешься. Тебя тошнит от моих поцелуев. Скажи, что тебя тошнит.

Я молчал.

— Скажи же, трус несчастный! — завопила Карин.

Я молчал.

— Думаешь таким манером отделаться от меня? Ошибаешься! Господь тебя покарает, да-да, покарает. — Она вновь говорила совершенно спокойно. — Ты животное. Мерзкое животное. Да, вот что ты такое. Но для посторонних — само обаяние, — сказала Карин и срезала верхушку яйца. — Любимец дам. Все от тебя без ума. «У вас очаровательный супруг, фрау Лукас!» — «Боже, ваш муж просто душка, фрау Лукас!» — «Ах, фрау Лукас, как вы, должно быть, счастливы! У вашего мужа такая интересная профессия!» Что я им отвечаю? Да, я счастлива. Мой муж действительно очарователен. Он и впрямь обаятелен, необычайно обаятелен. Если бы эти бабы знали! Если бы знали тебя так, как знаю я. Без маски. Истинного Роберта Лукаса. Садиста. Надругавшегося над моей душой. Человека, который обманывает свою жену и обижает, как только может. Если бы они знали, какой дьявол в тебе сидит. Роберт, ты слышал, что я сказала?

— Да, — ответил я.

— Он говорит «да». «Да!». Больше ему нечего мне сказать. Со шлюхами он наверняка более разговорчив. Вот уже два года между нами ничего нет. Ни ласки, ни доброго слова, ни объятий. Когда мы поженились, когда ты еще не зарабатывал так много, как теперь, ты был другим. Тогда ты вскружил мне голову, и я совсем обезумела от твоего разврата в постели и всяких отвратительных извращений. Тогда ты умел поговорить. Еще как умел! Любовь! О Боже, как ты меня тогда любил!