Отверженный IV: Эскалация - [15]

С десертом и чаем мы расправились довольно быстро, на том трапеза и закончилась. Я поблагодарил Васильевых за обед, и мы с молодой графиней отправились смотреть зверинец.

— Ты на маму, пожалуйста, не обижайся, — сказала Аня, когда мы остались вдвоём. — Её иногда заносит на теме аристократических традиций. Она уже звонила в Кутузовскую академию и выясняла, есть ли там разделение студентов по происхождению. А потом долго возмущалась, что аристократы не обучаются отдельно от простолюдинов.

— Твоей маме надо было родиться эльфийкой, — заметил я, с горькой усмешкой.

— Тебе смешно, а мне не очень, — вздохнула Аня. — Она ещё не решила, отпустит ли меня в Кутузовку.

— Да уж, — сказал я. — Будет обидно, если ты не попадёшь в академию из-за предрассудков твоей мамы.

— Самое смешное, что в своё время она сама из-за таких предрассудков, чуть не пострадала. Мама из древнейшего рода орков, и её родители в своё время были категорически против её брака с папой. Он ведь хоть и граф и очень богат, но его род ещё двести лет назад почти никто не знал. И если бы дедушка Тимофей, мамин папа, не оказался на грани разорения из-за неудачных инвестиций, и семья папы ему бы не помогла, то вряд ли я родилась бы на этот свет.

За этим разговором мы дошли до зверинца, который располагался довольно далеко от дома. И надо сказать, зверинец меня тоже впечатлил: и размерами, и разнообразием его обитателей. По крайней мере, никогда раньше я не видел в домашних зверинцах обезьян.

Первым делом Аня повела меня к клетке с енотом. Пушистый зверёк сразу же нас заметил, встал на задние лапы и насторожился. Аня достала из сумочки яблоко, подошла к клетке и протянула фрукт сквозь прутья. Енот схватил яблоко, повертел в лапах, но есть не стал, а продолжил нас разглядывать. При этом он так забавно приоткрыл рот, что казалось, будто он улыбается.

— Это мой любимец, — сказала Аня, указав на енота. — Борис. Он очень умный. И уже старенький. Он один из первых обитателей нашего зверинца.

— Это не зверинец, — заметил я. — Это настоящий зоопарк.

— Я с детства любила животных. А папа любит меня, — ответила Аня и улыбнулась. — Поэтому он велел всю эту красоту для меня сделать.

— А в этой красоте есть какое-нибудь укромное место, где я могу свою красоту наконец-то обнять и поцеловать? — спросил я, взяв подругу за ладонь.

— Извини, но я не готова, — ответила Аня и высвободила руку.

В этот момент мне показалось, что умный старый енот Борис не улыбается, а смеётся надо мной.

— У нас много общего, — сказал я, придя в себя. — Я тоже был не готов к такому приёму.

— Прости. Но ты должен меня понять.

— Да понимаю, не дурак.

— Мне нужно время. Я уже не Агата. А ты не Роберт. Да, между нами был роман. Но тогда на нас не лежала такая ответственность. И мы…

— Ты помнишь, как боялась, что нас кто-нибудь попытается разлучить? — перебил я подругу, судя по всему, уже бывшую.

— Я всё помню: каждое слово, каждый взгляд, каждую ночь, проведённую вместе с тобой. И я никогда этого не забуду. Но я уже не Агата.

— Да понял я, что ты уже не Агата. Это заметно.

— И ещё я никогда не забуду, что ты меня спас. Я благодарна тебе за это. Моя семья тебе благодарна. Но мы не можем… — Аня замолчала, подбирая слова. — Не можем перешагивать через некоторые вещи. Ты ведь до сих пор не рассказал мне, кто ты такой, из какой семьи. Я ничего о тебе не знаю.

— Простолюдин я, Ваше Сиятельство, — усмехнувшись, сказал я.

— Прекрати! Не надо так со мной разговаривать!

— Да всё нормально, так и должно быть. Спасибо тебе Аня за Агату! И передай маме, что она может гордиться дочерью.

Я развернулся и направился к выходу из зверинца.

— Роман, постой! — донеслось мне сразу же в спину. — Ты куда пошёл?

— В народ, Ваше Сиятельство! — ответил я не разворачиваясь.

Я добрёл до главных ворот, покинул имение, прошёл по трассе пару километров и вызвал такси, чтобы поехать на вокзал. Милютину звонить не стал — не хотелось по дороге в Новгород высушивать его «подколки» на тему моих планов остаться у Васильевых до утра. На вокзале я купил билет и уже через полчаса сел в поезд.

В Новгород прибыл около семи вечера. В общежитие ехать не хотелось, гулять особо тоже, но всё же я решил пройтись по городу, чтобы хоть немного развеяться. Но особо развеяться не получилось — настроение было настолько скверным, что даже относительно тёплый весенний вечер не радовал.

Мне было тоскливо. Не плохо, не страшно, не больно, а именно тоскливо. Ужасно тоскливо. Пришло понимание, что у меня нет ничего, что было бы мне дорого: ни друзей, ни девушки, ни родных. Вообще ничего и никого. Самым близким человеком для меня был Милютин — и это было ненормально. И от этого осознания тоска лишь увеличивалась.

Надо было прийти в общежитие и выспаться. А утром просто отправиться на занятия и уйти с головой в учёбу. План был прост. Но это был план на завтра, а пока надо было как-то удержаться, чтобы окончательно не расклеиться.

До академии и общежития я добрался к началу девятого, зашёл в комнату и в одежде упал на кровать. Настроение было настолько плохим, что не хотелось даже раздеваться. Но я всё же поднялся с кровати, снял куртку, рубашку и начал расстёгивать ремень В этот момент в дверь постучали.