Отверженный - [2]

Забыв про арифметические примеры, я следил за игрой сестер Доусон. И вдруг, словно почувствовав, что за ней наблюдают, одна из младших девчонок задрала голову и увидела меня в окне. Наши глаза встретились.

Я шумно глотнул воздуха, а затем очень робко поднял руку и помахал соседке. К моему удивлению, девочка широко улыбнулась. Она тут же окликнула сестер. Вскоре все четверо, прикрывая глаза от солнца, смотрели на окно моей классной комнаты. В тот момент я походил на музейный экспонат – машущий рукой и слегка покрасневший от смущения. Незнакомое тепло будто разлилось по всему моему телу. Наверное, то было ощущение зарождающейся дружбы.

Однако это приятное чувство тут же исчезло, как только из-за деревьев вышла нянька. Она сердито поглядела на мое окно и наверняка про себя решила, что я любитель подглядывать, потому что тут же увела сестер в другой конец сада.

Взгляд, которым наградила меня нянька сестер Доусон, я ловил на себе и прежде, и после; на площади и в полях Хампстеда. Помните, как мои няньки оберегали меня от бродяг и калек? Точно так же другие няньки оберегали своих детей от меня. Я никогда не задумывался о причинах такого поведения. Сам даже не знаю почему.

2

Когда мне исполнилось шесть, няня Эдит принесла мне сверток, в котором лежала новая, свежевыглаженная одежда, а также башмаки с серебряными пряжками.

Вскоре я вышел из-за ширмы, сверкая пряжками начищенных туфель. На мне были жилетка и сюртук. Эдит позвала служанок, и те сказали, что я – точная копия моего отца. Естественно, ради этого все и затевалось.

Чуть позже пришли родители. Могу поклясться, что у отца слегка увлажнились глаза. Мама не стала сдерживать чувств и расплакалась прямо в детской, утирая слезы ладонью, пока Эдит не подала ей носовой платок.

Я стоял с пылающими щеками, сознавая себя взрослым и образованным. Интересно, если бы сестры Доусон увидели меня в новой одежде, кем бы я им показался? Хотелось бы думать, что джентльменом. Я часто думал о них. Иногда я мельком видел их в окно, когда девчонки бегали по саду или их гуськом вели в карету, ожидавшую напротив дома. Мне казалось, что пару раз кто-то из них поднимал голову и видел в окне меня. Только уже не было ни улыбок, ни приветственных жестов. Лишь то же неодобрение в глазах, что у их няньки когда-то. Словно презрительное отношение ко мне передалось сестрам Доусон как некое тайное знание.

Итак, по одну сторону от нас жили недосягаемые Доусоны со всеми их жмурками, прыжками и пляшущими косичками, а по другую – Барретты. У тех было восемь детей – сыновей и дочерей, но и это семейство, как и сестер Доусон, я видел лишь издали, когда они садились в кареты или гуляли по полям. В один из дней (мне тогда недавно исполнилось восемь) я бродил по нашему саду, ведя палкой по обветшалой стене из красного кирпича. Стена была довольно высокой. Иногда я останавливался и все той же палкой переворачивал камни, из-под которых выскакивали и пускались наутек мокрицы и многоножки. А вот черви не спешили. Они извивались своими длинными телами, словно потягиваясь после спячки. Так я оказался возле двери, открывающейся в проход между нашим домом и домом Барреттов.

Тяжелая дверь была заперта на огромный ржавый замок, которым, похоже, не пользовались уже много лет. Я стал разглядывать замок, когда вдруг раздался громкий, настойчивый мальчишеский шепот:

– Эй, послушай! Что про твоего отца говорят – это правда?

Шептали с другой стороны двери, хотя я не сразу это понял, пережив мгновение неподдельного страха. Потом я едва не подпрыгнул, когда заметил немигающий глаз, следящий за мной через узкую щель.

– Ты давай не молчи, а то меня сейчас хватятся. Так это правда, что про твоего отца говорят?

Успокоившись, я нагнулся к щели и спросил:

– Кто ты?

– Том. Я живу по соседству.

Это имя было мне знакомо. Так звали самого младшего из детей Барреттов, моего ровесника. Я слышал, как взрослые окликали его.

– А ты кто? – спросил Том. – Тебя как зовут?

– Хэйтем, – ответил я и подумал: «Может, этот Том станет моим другом?» Его глаз смотрел вполне дружелюбно.

– Странное у тебя имя.

– Арабское. В переводе означает «молодой орел».

– Что ж, это кое-что проясняет.

– Что именно?

– Не знаю. Просто. А ты что, один живешь?

– У меня еще сестра есть, – ответил я. – И отец с матерью.

– Маленькая у вас семья.

Я кивнул.

– Так все-таки это правда или нет? – допытывался Том. – Твой отец – он такой, как про него говорят? И не вздумай мне врать. Я твои глаза вижу и сразу пойму, если соврешь.

– Я не собираюсь тебе врать. Я просто не знаю, что́ говорят про моего отца и кто именно говорит.

Пока я произносил эти слова, у меня возникло странное и не слишком приятное ощущение, будто где-то существовало представление о том, что́ считать «нормальным», и что мы – семья Кенуэй – в него не вписывались.

Наверное, владелец проницательного глаза что-то услышал в моем голосе, поскольку спешно добавил:

– Ты меня извини. Извини, если я брякнул что-то не то. Мне просто любопытно, только и всего. Понимаешь, ходят слухи, и будет здорово, если они окажутся правдой…

– Какие слухи?

– Тебе они покажутся глупыми.