Отвергнутые мертвецы - [5]

– Не опасно ли устанавливать соединение на таких больших расстояниях? – спросил Максим Головко, и Ибн Хальдун ощутил в полыхающем багрянце его ауры свойственную этому человеку враждебность. – Может, стоит ввести в транс-зал Стражей?

Головко был истребителем псайкеров, тюремщиком и палачом в одном лице. Новые ограничения, установленные после великого собора на Никее, предписывали ему присутствовать в Шепчущей Башне, и Ибн Хальдун подавил вспышку негодования, вызванного лицемерностью всего этого. Раздражение лишь затуманит его восприятие, а сейчас, как никогда, требовалась ясность.

– Нет, Максим, – откликнулась Сарашина. – Я уверена, что с нас и одного тебя хватит.

Головко проворчал что-то в подтверждение, не заметив завуалированную колкость, и Ибн Хальдун закрылся от разрушительной психики этого человека.

Он ощущал нарастающую отстранённость от окружающих, будто он плавал в амниотическом геле, как принцепсы боевых машин Механикум. Он понимал всю срочность этого сеанса связи, но внимательно следил за тем, чтобы скрупулёзно проговаривать настраивающие мантры. Форсировать контакт с незнакомым астропатом было бы редкостным безрассудством, особенно если тот находился на расстоянии в пол-Галактики и нёсся через варп.

Направляясь на не укладывающуюся в голове битву между воинами, которые когда-то стояли плечом к плечу, как братья.

Даже самые талантливые предсказатели из Ватиков[7] не увидели, что грядёт такое.

Пульс Ибн Хальдуна подскочил вверх: он ощутил, что в запечатанный зал проник ещё один разум, сияющий таким ярким светом, что на него невозможно было смотреть прямо. Одновременно его почувствовали и остальные, и все лица развернулись к новоприбывшему. Это была личность, чей внутренний огонь пылал ослепительным блеском сверхновой, пойманной в первый миг её взрыва: конечности, насыщенные сверкающими ртутью узорами; кровь, похожая на свет; тело, свитое из непостижимых энергий и заключённое в слои плоти и мышц, кожи и брони. Ибн Хальдун не мог различить ни одной черты лица, так как каждая из составляющих его молекул выглядела миниатюрной галактикой, роящейся пылающими звёздами.

Только одна разновидность существ была скроена с такой совершенной красотой...

– Лорд Дорн? – произнёс Хормейстер. Удивление придало восходящую интонацию его голосу, превратившую слова в вопрос. – Как вы?..

– На Терре, Хормейстер, для меня нет закрытых врат, – сказал Дорн. Его слова походили на яркие выбросы из короны неистовой звезды. Они ещё долго не исчезали, после того как затихал звук, и Ибн Хальдун чувствовал, как наполняющая их энергия струится прочь сквозь охваченный благоговением хор.

– Это закрытый ритуал, – запротестовал Хормейстер. – Вам нельзя здесь находиться.

Дорн решительно направился к центру транс-зала, и Ибн Хальдун почувствовал, как от близости столь неистовой и непреклонной души по его коже забегали мурашки. Сознания большинства смертных бурлили приземлённой суматохой, но разум Рогала Дорна был неприступной твердыней, неподатливой и стойко хранящей свои тайны. Ещё никому не удавалось узнать от Дорна хоть что-то из того, что он не желал раскрыть.

– Мои братья приближаются к Исствану V, – ответил Дорн. – Мне необходимо здесь находиться.

– Связь ещё только предстоит установить, лорд Дорн, – заговорила Сарашина, отчётливо понимая всю бесплодность попытки выставить примарха из транс-зала. – Но если вы намерены остаться, вы можете лишь наблюдать и не более того. Как только соединение будет установлено, не говорите ни слова.

– Я не нуждаюсь в лекции, – сказал Дорн. – Я знаю, как работает астропатическая связь.

– Если бы это было так, вы не нарушили бы охранительную печать на этом помещении, – возразила Сарашина, и Ибн Хальдун почувствовал краткую вспышку раздражения, пришедшего из-за монолитных стен ментальной крепости Рогала Дорна. Его почти сразу же сменило спокойное свечение невольного уважения, хотя Ибн Хальдун воспринял всё это лишь потому, что Дорн позволил ему это сделать.

– Замечание принято, Наставница Сарашина, – сказал Дорн. – Я буду молчать. Даю своё слово.

Ибн Хальдун заставил себя отвлечь свои чувства от примарха. Это был настоящий подвиг с его стороны, ибо Дорн был таким притягательным, что приковывал к себе все мысли находящихся по соседству людей. Вместо этого астропат расширил свой разум вовне, в гулкое пространство огромного зала, в котором он лежал.

Это помещение в форме большого амфитеатра, расположенное в самом сердце Шепчущей Башни, создали древние когносцинты, которые возвели Город Прозрения много тысячелетий тому назад. Они не имели себе равных по части проектирования строений, оптимальных для псионической деятельности, добыв это знание дорогой ценой в незапамятную эпоху разрушительных пси-войн. Но их науки уже давно были забыты, а вместе с ними утерялось и искусство конструирования подобных резонантных структур.

Надменные архитекторы Императора возвели вокруг Шепчущей Башни собственные богато разукрашенные шпили, но какие бы чванливые заявления они ни делали, среди мрачных транс-залов Города Прозрения она дотягивалась в бездны межзвёздных пространств дальше всех.