Отважное сердце - [54]

Король и его люди едва успели забаррикадироваться в монастыре, как армия Монфора ворвалась в город. Приорат был окружен, и мятежники выставили перед его воротами нескольких пленников, захваченных на поле боя, включая графа Корнуолла. Монфор явно получал неизмеримое удовольствие, когда крикнул королю, что его брат позорно бежал с поля битвы и спрятался на мельнице. Затем он пригрозил казнить графа у всех на виду, если король откажется принять его условия капитуляции. Подобная угроза казалась невозможной, потому как вот уже более двух столетий в Англии не казнили ни одного графа, и это было против всех и всяческих правил войны. Но Монфор вел далеко не обычную войну: он поднял мятеж против своего короля и пытался заполучить власть над королевством. Генрих, потребовал Монфор, должен сдаться на милость победителя и дать согласие на то, чтобы страной от его имени правил совет баронов. Сам он останется королем лишь номинально, лишившись всех полномочий и передав их этому совету.

Брюс вместе со своими рыцарями находился в трапезной, когда туда ввалились пять человек. Один был тяжело ранен, и его поддерживали под руки двое товарищей. Все они были покрыты грязью и кровью с головы до ног, да и пахло от них просто омерзительно. Возглавлял их лорд Эдуард. Вместе с остальными Брюс выслушал рассказ молодого человека о том, как он наголову разбил бегущую пехоту Монфора, преследуя ее на протяжении нескольких миль, но потом, вернувшись на поле боя, обнаружил, что все уже кончено. Его полк атаковали в тот самый момент, когда он собирался войти в город. Эдуарду удалось бежать и, сообразив, что отец наверняка укрылся в приорате, он пробрался в монастырь мимо войск Монфора по канализационной канаве.

Вскоре после этого в трапезную пожаловал сам король. Тревога и облегчение на лице Генриха быстро сменились гневом, и на щеках его выступили пятна жаркого румянца, когда он принялся бранить своего сына, требуя объяснений, почему тот покинул поле битвы. Эдуард стоял на своем, возвышаясь над отцом, как башня. Высокомерным тоном он заявил, что рассчитывал на то, что его отец сумеет оборонить собственные фланги. В наступившей тишине Генрих, казалось, стал меньше ростом и съежился. Гнев его испарился вместе с решимостью, когда он объяснил сыну, что у него не осталось иного выбора, кроме капитуляции. Эдуард горячо возражал, утверждая, что у них достаточно припасов и что они могут продержаться здесь сколь угодно долго. Но теперь настал черед короля проявить твердость. Монфор пригрозил казнить его брата. Так что все кончено.

— Ты решил нашу судьбу, когда покинул поле битвы, — закончил Генрих. — И теперь тебе предстоит познать горечь поражения. — Он повернулся лицом к собравшимся, которые до сей поры молча внимали ему. — Как и всем вам. Я принял решение.

Переговоры между королевскими силами и мятежниками продолжались, но теперь оставалось уладить лишь некоторые формальности. По приказу Монфора все, кто оказался в монастыре, разделились по рангу и местности, из которой прибыли, и сдали оружие. Приорат, бывший некогда их убежищем, превратился в темницу, где им придется ждать до тех пор, пока Монфор не определит их дальнейшую судьбу. Эдуард останется заложником, а Генрих вернется в Лондон, где ему предоставят такую же ограниченную свободу, как и его захваченному в плен сыну.

Брюс стиснул зубы, когда оруженосец всхлипнул вновь. Хотя, скорее всего, из них четверых именно этот молодой человек отделается легче всего. Он не был простолюдином-пехотинцем, и если только Монфор в самом деле не вознамерился казнить дворян, то смерть ему не грозила, как, впрочем, и выкуп, которым можно было пренебречь. А вот самому лорду Аннандейлу перспектива выкупа представлялась весьма мрачной. Он был не последним вельможей в свите короля Генриха и пользовался большим влиянием в Шотландии. Монфор не отпустит его так просто. И выкуп способен надолго, если не навсегда, разорить его семью. Он крепко зажмурился, вспоминая проклятие святого Малахии, которое вот уже несколько десятилетий довлело над его родом, начиная от его предков и заканчивая его сыном.

Лязг засова заставил всех четверых поднять головы. Баллиол, морщась от боли, поднялся на ноги, и на его изрезанном морщинами лице отразилась твердая решимость. Дверь открылась, и на пороге возник человек с факелом в руке. Брюс узнал его. Он уже видел его ранее в Эдинбурге. Это был Уильям Комин, глава Коминов Килбрида собственной персоной.

Молчание нарушил Джон Комин:

— Кажется, на сей раз вы сделали правильный выбор, кузен.

Уильям Комин мрачно улыбнулся:

— Рыжие Комины долгое время были при власти, правя нами железной рукой. Теперь, похоже, пришел наш черед.

— Если вы пришли сюда только затем, чтобы злорадствовать, погодите, — прорычал Комин. — Как бы ни поступил со мной Монфор, Рыжие Комины продолжат жить и здравствовать. Об этом позаботится мой сын и наследник. — В его словах прозвучала неприкрытая угроза.

Улыбка Уильяма Комина увяла:

— Совсем напротив, кузен. Я пришел, чтобы освободить вас.

Баллиол презрительно фыркнул, а вот его оруженосец с надеждой вскочил на ноги.