Отвага и любовь - [58]

Глава пятнадцатая

Мередит с волнением увидела, как черный жеребец встал на дыбы, натянув поводья, когда конюшенные попытались обуздать его. Каладан каким-то образом отвязался, и они успели отловить его в тот момент, когда он мчался к переполненным трибунам.

Мередит, извинившись, поднялась со своего места. Она сидела на трибуне рядом с отцом. Надо было убедиться в том, что животное отведут обратно на его место и никто, в том числе сама лошадь, не пострадает.

Стоя рядом с конюшенными, Мередит спокойно попросила их отдавать команды потише. Она вспомнила, как хорошо повиновался жеребец ласковому голосу Роланда.

Оба конюшенных попытались последовать ее совету, однако Каладан, должно быть, почувствовал их страх, потому что продолжал становиться на дыбы и натягивать поводья. Понимая, что Роланд был единственным, кто мог справиться с ним в этот момент, Мередит велела конюшенным:

— Отведите коня к шатру моего мужа. Он сможет успокоить его.

Очевидно привлеченный шумом, из своего желто-зеленого шатра вышел сэр Джайлс. Увидев, что происходит, он покачал головой.

— Только глупец или безумец может ездить на таком животном!

Услышав его слова, Мередит нахмурилась. То, что эта лошадь была нервной, правда, но она прекрасно знала, почему Роланд так высоко ее ценил. И ей не было никакой необходимости защищать мужа. Он был более чем в состоянии сам постоять за свои интересы и вряд ли поблагодарил бы ее. Несмотря на то, что она понимала, что ее слова вряд ли возымеют действие на угрюмого рыцаря; Мередит предстала перед сэром Джайлсом.

— Не смейте судить об отношении моего мужа к этой лошади! — Его темные глаза с явным изумлением уставились на нее, а она продолжала: — Каладана вырастил его родной брат Джеффри, возможно единственный на этом свете человек, которому Роланд мог безоговорочно доверять.

Сэр Джайлс сделал шаг ей навстречу. Его глубоко посаженные глаза теперь смотрели на нее странным затравленным взглядом, который она не могла понять.

— А может, ваш муж просто получает удовольствие оттого, что имеет власть над чем-то таким необузданным, как эта лошадь? — с кривой ухмылкой спросил он. — Разве Роланд Себастиан не стал лордом Керкландом только благодаря боли и трагедиям? Может быть, ему доставляет удовольствие та боль, которую испытывают другие.

Мередит пристально посмотрела на него. Ненависть, которую он испытывал к Роланду, как и всегда, взволновала ее. Возможно, Роланд бывал иногда невыносимым: высокомерным, бесчувственным, даже жестоким, особенно по отношению к ней. Но сказать, что ему нравится, когда страдают другие, — это уж слишком!

Она сделала шаг вперед. Выражение ее лица было решительным.

— Почему вы так говорите? Я уже спрашивала вас об этом, и вы не дали мне вразумительного ответа, так что я спрашиваю снова. Почему вы так ненавидите моего мужа? До такой степени, что очерняете даже его отношение к лошади. — Мередит, не замечая этого, тыкала пальцем в его грудь. Но, и осознав свою безрассудную смелость, не остановилась. Этот человек вторгся в их жизнь, вел себя безнаказанно и держался со всеми так, словно он — пуп земли. Что ж, она заставит его понять, что он заблуждается, по крайней мере, в этом, если не во всем остальном. — Однажды мне довелось стать свидетельницей, — она сердито посмотрела на него, — когда это животное оказалось в опасности, и мой муж был в такой панике, в какой я никогда не видела его. Это животное, как вы называете его, было последним жеребенком, выращенным Джеффри Себастианом в Керкланде, и, как вы упомянули, оно довольно норовистое. То, что Роланд столь ценит его, доказывает его любовь к своему брату. Я никогда не видела, чтобы он выражал такие глубокие чувства к кому-либо еще. Позвольте заверить вас, сэр, что Роланд не стал бы притворяться для того, чтобы произвести на меня впечатление. А что касается ваших намеков на то, что он извлек пользу из несчастий других, мой муж все отдал бы, чтобы только его брат вернулся домой целым и невредимым. Я нисколько в этом не сомневаюсь.

Тут Мередит в первый раз взглянула на Джайлса с того момента, как начала свою обличительную речь, и увидела, что лицо его потемнело от боли.

— Не судите о том, чего не знаете! — сухо произнес он. — Вы влюблены в Роланда, а поэтому не видите того, что есть на самом деле.

Мередит покачала головой. Она не собиралась говорить ему правду о своих отношениях с мужем, хотя его слова отдались странной болью в ее сердце.

— Вы не хотите знать правду. Это вы ошибаетесь, и я, хоть убей, не могу понять, почему это так важно для вас.

Джайлс отвернулся и провел рукой по бородатому лицу.

— Я уже все решил и знаю, что должен делать. Я… я не стану слушать речи одурманенной любовью женщины.

Слушая эти странные возражения, Мередит внимательно смотрела на его руку. Тыльную сторону ладони перерезал глубокий шрам. У большинства принимавших участие в сражениях мужчин были шрамы. Но Джайлс постоянно носил перчатки. Мередит моментально вспомнила о том, что говорила им Ателгард в Керкланде. Та была уверена, что человек, покупавший зелье, прятал свои руки.

Ее испытующий взгляд снова остановился на встревоженном лице Джайлса, но он, казалось, не замечал этого. Неужели, подумала Мередит, Джайлс — тот самый человек, который купил зелье, едва не убившее Роланда? Не ошиблись ли они, подозревая Орина?