Отвага - [143]

Взять — и оттолкнуть. Простейшее земное движение. Проще некуда.

На решающем витке им не хватило света. Только Рюмин во весь монументальный рост укрепился снаружи на подножке возле люка, на орбите наступила ночь. Ее положено пережидать. Не двигаться. После выхода из тени — конец радиозоны. И там, за «затылком» Земли, без ее советов и подсказок бортинженеру предстояло проделать свой нелегкий путь до торца станции. И уже оттуда, изучив обстановку, доложить ЦУПу свое решение действовать.. И, получив согласие Земли, это действие наконец совершить.

…Станция появилась на радиогоризонте с юго-запада, со стороны Атлантики. «Где вы?» — сразу спросила Земля. «У выходного люка», — ответил Ляхов. «Ты один или оба?» — спросила Земля. «Оба…» — ответил Ляхов.

Все те, кто в штурмовом трехсуточном режиме рожал эту методику и отвечал за ее исполнение, кто разрешал и утверждал, замерли в цуповском зале. Почему «Протоны» не двинулись с места? Что сорвалось?

Но Ляхов после паузы добавил: «Антенны уже нет…»

Просто они уже успели вернуться.

…Солнце нещадно било в глаза, стоило Рюмину высунуться из-за корпуса станции. Не помогал и золоченый светофильтр, опущенный на лицевое стекло. Слепило. Пожалуй, в этом весь Рюмин: что там дожидаться радиозоны, о чем там докладывать? Тросики — вот они, натянутые металлические струны. Бокорез в руке. Время идет. Никто ничего не добавит к тому, что он видит и может.

Выглянул из-за корпуса раз — пока от Солнца не ослеп, успел поймать одну струну в лезвия, сжать ручки инструмента. Щелчок — и назад, за обрез станции. Проморгаться, прогнать оранжевый пожар, разлитый в глазах. Второй щелчок — такой же прицельный, таким же выпадом из-за угла. Как игра с Солнцем в прятки. Третий выпад, наконец, четвертый. Все. Все четыре тросика змеились перерезанными концами. Но сетка, лишенная веса, не думала падать. Так и могла бы годами висеть на торце станции. Рюмин потянулся к ней той самой припасенной «кочергой», и слегка оттолкнул в сторону. Сетка мягко отчалила и проплыла мимо иллюминаторов, мимо застывшего на подножке Ляхова, Только ее и видели.

…А потом Рюмин прохаживался по той «каюте капитана Немо» в гидролаборатории Звездного, и глуховатым своим голосом давал наставления новым кандидатам на выход.

— А вот почему руки после выхода в космос болят больше, чем после бассейна? — А руки у него, не надо и сильно присматриваться, крепче и мощнее среднеземных. — Потому что там за поручни хватаешься сильнее, чем здесь. Инстинктивно. Здесь отлететь не так боишься. Так что там расход сил больше будет, учтите.

Перед ним экипаж, только что вылезший из бассейна. В махровых халатах, накинутых на плечи, как пара боксеров, разгоряченных недавним боем. Взмыленные и промокшие, потерявшие килограмма по два.

Между прочим, один из этих двух — снова Владимир Ляхов, бывший командир Рюмина. А его новый бортинженер — Александр Александров. Для полной ясности: когда первая смена «Протонов» висела на подножках и поручнях станции, Саша в какой-то степени управлял всем этим орбитально-земным комплексом. Он был сменный руководитель полета.

Новым «Протонам», Ляхову и Александрову, предстояло поднять на станции солнечный парус.

Что это такое?

* * *

Уже новая станция «Мир» крутит свои витки на околоземной орбите. Новая эпоха космонавтики. Ведь сколько поколений приборов сменилось на борту космических лабораторий. Сколько блестящих идей надумали и реализовали ученые десятков институтов и десятков научно-технических отраслей. А сколько еще идей у них в запасе, — легко ли им всем ужиться в этих не столь просторных стенах, сплошь состоящих из гудящей электроники? Трудно пересчитать, по сколько тонн научной аппаратуры пришлось загружать на «Салюты-6 и 7». Теперь просто: целый научный специализированный цех причалит к базовому блоку, рядом — другой, третий. Ни тесноты, ни обиды.

Но салютовский опыт, салютовские первые шаги еще долго будут служить космонавтике, показывать ее возможности и учить новым смелым решениям. Особенно шаги этапные, что отразятся на всем развитии космической техники.

Один из них — просто роковой как для земной индустрии, так и для орбитальной. Конечно, речь идет об энергетике.

Заглянем в комнату долгосрочного планирования на втором этаже ЦУПа — сразу поймем. Взъерошенные люди теребят друг друга за галстуки и пуговицы, себя — за лохматые шевелюры. То и дело взывают к руководству полетом. Это — защита своих экспериментов на каждом данном этапе экспедиции. Ведь эксперимент — это включение аппаратуры и ориентации комплекса на Землю или на звезды. Значит, расход энергии и топлива. Топливные баки тоже не безразмерные, и килограммы рабочего тела (так здесь называют топливо) перед включением двигателя, бывает, подолгу делятся между астрофизиками и геофизиками. Но чем дальше, тем сложнее и с электроэнергией. И включение новой электронной нагревательной печки «Корунд», которую вернее будет назвать целым мини-заводом, может надолго отодвинуть другие энергоемкие эксперименты. Ведь и на Земле техническое перевооружение требует все больше энергии. Но здесь есть где поставить и Братскую ГЭС, и Курскую атомную. А там — все те же солнечные батареи. Ракета тоже не вол — бесконечно нельзя догружать и догружать. Вот три стареньких «паруса» в синюю кремниевую клетку и кряхтят изо всех сил, питая возрастающую лавину бортовой техники. Да еще хочется повысить бытовой комфорт, а это тоже свет и тепло. Да связь, да навигационная автоматика…