Отсутствующая структура. Введение в семиологию - [60]

27 Яркий пример применительно к музыке см Pierre Schaeffer, Traité des objets musicaux, Paris, 1966, cap XVI

28 Кроме того, в зависимости от типа игры некоторые карты изымаются как лишенные оппозиционального значения, например, при игре в покер от двоек до шестерок Тарокки, напротив, увеличивают колоду за счет "козырей"

147

мецкой. Главный код всех карточных игр представляет собой комби­наторную матрицу (набор возможных комбинаций) описываемую и изучаемую теорией игр (и не мешало бы музыковедам заняться изуче­нием комбинаторных матриц, порождающих различные системы...), но для Леви-Строса всякая игра в карты — бридж, он не делает разли­чия между одной конкретной реализацией и глубинной структурой, обеспечивающей возможность разных реализаций.

5.

Помимо всего прочего, пример с картами сталкивает нас с весьма важной для нашего исследования проблемой. Есть ли у карточного кода двойное членение?

Если лексикод покера образуется путем приписывания значения определенному раскладу карт (три туза разной масти значат "трис", четыре — "покер"), то эти комбинации вполне могут сойти за полноп­равные "слова", тогда как отдельные карты окажутся единицами вто­рого членения.

И все же 53 карты различаются между собой не только местом в системе, но и двойственной функцией. Они противопоставляются по своему значению, образуя иерархию внутри одной масти (туз, двойка, тройка... десятка, валет, дама, король), и противостоят друг другу в иерархии четырех разных мастей. Следовательно, две десятки образу­ют "двойку", десятка, валет и дама, король и туз — "стрит", но только все карты одной масти образуют "масть" или "королевский стрит".

Следовательно, некоторые признаки оказываются дифференци­альными в рамках одного расклада, и другие — другого.

Но будет ли отдельная карта последней неразложимой единицей всякой возможной комбинации? Если семерка червей противостоит шестерке любой масти, а также семерке треф, что же такое масть червей как таковая как не элемент дополнительной и более детальной артикуляции?

Первое, что можно сказать на это, так это то, что игроку или тому, кто владеет языком карт, не приходится заниматься выделением еди­ниц применительно к масти, она уже расчленена по значениям (туз, двойка... девятка, десятка), но это возражение, если и убедит игрока в покер, игроку в скопу, в которой суммируются очки и в которой, стало быть, единица масти является единицей измерения, покажется гораздо менее убедительным. См. по этому поводу Б.3.1.2.Д.

6. Таковы различные соображения, вынуждающие нас признать, что проблема типов членения в языке далеко не проста. В связи с чем в методических целях необходимо: 1) сохранять название "языка" за словесными кодами, для которых наличие двойного членения бес­спорный факт, 2) считать прочие системы знаков "кодами", положив разобраться в том, существуют ли коды с большим числом членений.

3. Артикуляция визуальных кодов

I. Фигуры, знаки, семы

I.1.

Ошибается тот, кто думает:

1) что в основе всякого коммуникативного акта лежит "язык", сходный с кодом словесного языка: 2) что каждому языку свойственно двойное членение с жестко фиксированными единицами обоих уров­ней. И больше смысла допустить другое, а именно: 1) что в основе всякого комммуникативного акта лежит код; 2) что не каждому коду свойственно двойное членение с жестко фиксированными единицами (уровней не всегда два, и они не всегда фиксированные).

Занимавшийся этими вопросами Луис Прието указывает, что вто­рое членение — это уровень таких элементов, которые непосредствен­но не соотносятся с означаемым элементом первого членения, обладая исключительно дифференциальным значением (позиционным и оппо­зиционным); он называет их фигурами, ибо распрощавшись с моделью словесного языка, он не вправе называть их фонемами; по той же причине элементы первого членения (монемы) он переименовывает в знаки денотативные и коннотативные

А вот семой Прието называет такой знак, чье значение соотносится не с отдельным знаком, но со словосочетанием. Например, знак "Про­езд запрещен" хотя и похож на визуальный знак с неразложимым означаемым, имеет эквивалентом не отдельный словесный знак, но целую синтагму ("Проезд запрещен" или же "По этой дороге в данном направлении следовать запрещено")

Самому приблизительному рисунку силуэта лошади соответствует не один словесный знак "лошадь", но целый ряд возможных синтагм типа: "вид стоящей лошади сбоку", "у лошади четыре ноги", "это лошадь" и т. д.

Итак, мы имеем дело с фигурами, знаками и семами, и тогда полу­чается, что все предполагаемые визуальные знаки суть семы.

Продолжая следовать Прието, можно обнаружить такие семы, которые раскладываются на фигуры, но не знаки; т. e. они раскладыва­ются на элементы, обладающие дифференциальным значением и сами по себе не связанные ни с каким денотатом. При этом элементы членения — это фигуры, складывающиеся в знаки, и знаки, слагаю­щиеся в синтагмы. Так как лингвистика останавливается на границах высказывания, она так и не подходит к вопросу о более крупных

149

единицах членения, которые будут не чем иным, как периодом или дискурсом со всей присущей ему сложностью. Вместе с тем, хотя, конечно, можно выявить семы, связанные определенной сочетаемос­тью, все же нельзя говорить о каком-то новом, более высоком уровне членения, потому что мы и так находимся на уровне свободной ком­бинаторики синтагматических цепей. Так, вполне возможно, что на каком-то участке дороги имеют место сразу несколько дорожных знаков, сообщающих, например, что движение здесь одностороннее, что запрещены сигналы и проезд грузовиков, но из этого не следует, что это новый уровень членения, на котором семы выступают в каче­стве кодифицируемых семантических единиц: перед нами "дискурс", сложная синтагматическая цепь.