Отступники - [6]

Но всё это потом. Опомнившись, охранники теснят нас к выходу. Никто не замечаем, что переход сокращается в несколько раз, что поезд, в который нас затолкнули, идёт так близко к Городу. И я не замечаю. Меня трясёт. Не от страха – это какой-то детский восторг. Всё это правда! Монстры существуют, значит, где-то должен быть и заброшенный город. И кто этот мальчик? Внутри зреет решение, наливается уверенностью, как виноградная гроздь соком. Я должна вернуться в лес. Я позабочусь о своей защите. Раздобуду оружие, придумаю, как укрыть тело от укусов и ударов. И шёпот одноклассников о лесных чёрных людях делает моё решение непоколебимым. Я найду этих людей, чего бы мне это ни стоило.

Эрик озадаченно смотрит на меня.

–Хочешь сказать, ты знаешь, кто виноват в последних смертях? Ты видела убийцу тех охранников?

–Верно,– киваю я.– Скажи, ты слышал что-нибудь о волке?

–О волке?– он непонимающе хмурится.– Это дикое животное. Раньше они жили в лесах. Но мы много лет не ходим туда, их давно никто не видел. Подожди… Ты не хочешь сказать…

–Да.

Перед глазами снова оскал, белые клыки, всклокоченная шерсть. Что с теми неизвестными из леса? Выбрались ли они?

–Ты знаешь, сегодня день школьной экскурсии. Мы шли по туннелю, как и всегда. А потом…Этот мальчик, я не знаю, кто он. Никто не знает! Он выбежал на поляну с другой стороны стекла. А потом этот зверь. Мы думали, это конец!

–Сель, если тебе страшно, не надо об этом. Я понял, что ты хочешь сказать. Не надо.

–Нет же! На поляну выбежал ещё один человек. В чёрной форме и в шлеме. Он несколько раз выстрелил и спас его. Он ранил или убил того зверя. И помог добраться этому парню до деревьев,– я боюсь, что Эрик перебьёт меня, и говорю всё быстрее.– Он увёл его, а среди деревьев их ждали другие. Один или несколько – не суть. Я знаю, ты очень не любишь такие разговоры. Но, Эрик. Пойми. Там правда есть люди. Никто не знает, насколько широко раскинулся лес. Километр? Тысяча? А что, если за ним другой город, как наш? Не зря ходят легенды. И чудища, о которых рассказывают помешанные, могли оказаться теми же волками. И если в лесу водятся волки, наверняка есть и другие звери. Что мы вообще можем знать, не ходя туда? А что, если много лет назад была война, потому нам и запрещено переходить туда? Ведь могли разделить территорию. Или изначально были разными странами.

Эрик тяжело молчит.

–Да,– наконец, кивает он.– В твоих словах есть что-то разумное. Сама понимаешь, расспрашивать никого не буду. Но постараюсь внимательнее прислушиваться к разговорам.

Он собирается встать, но снова смотрит на меня.

–Да, чуть не забыл. Что у тебя с рукой? Давно хотел спросить. Порезалась?

Он кивает на бинт. Я не снимала его с той поездки в поезде, после которой появились знаки на запястье. Как отреагирует Эрик? А вдруг он разберётся, что это означает?

–Смотри.

И он смотрит. Сначала непонимающе, отстранённо. Потом почти с ужасом.

–Сель… С ума сошла,– выдыхает он.– Кто её сделал?!

–Что? Я не понимаю, что это значит. Пожалуйста, объясни.

–Это же татуировка, Сель.

–Их запрещено делать? Это противозаконно?

– Нет, но… даже не знаю. Это очень странно. Их много лет никто не делает. Вроде бы очень давно жили разные племена, у них эти символы что-то означали. Замужество или что-то в этом роде, точно не знаю.

–Она появилась во время последней поездки. Когда… Я рассказывала тебе.

–Пожалуй, ты права. Лучше прятать её под бинтом.

Он помогает затянуть повязку, а после легко подхватывает меня и укладывает, заботливо поправляя одеяло, как папа много лет назад. Я тихонько смеюсь. Как будто не произошло ничего, как будто мы снова все вместе и верим, что впереди светлое будущее и все невзгоды по плечу. Да, завтра, может, и ждут новые трудности, неприятные новости, недопонимания, страхи. Но всё завтра. А сейчас я прошу Эрика спеть что-нибудь, раньше он писал много стихов и подбирал к ним музыку. Сейчас на это «баловство», как он называет сочинительство, времени не остаётся. Эрик улыбается в ответ и вполголоса напевает легенду о девочке, живущей на месяце. Глаза наливаются сонной тяжестью, Эрик уплывает. Пытаюсь пожать его руку и проваливаюсь в сон.

На наш класс сваливается неожиданная популярность. Неожиданная, потому что непонятно: откуда успели узнать всё за одну ночь? Слухи расползаются по школе с быстротой вытекающей из прохудившегося крана воды. Меня встречают у ворот, доводят до кабинета, вздыхают и перешёптываются за спиной. Немного неуютно от пристального внимания. Как клетки под окуляром микроскопа. Каждый стремится подобраться поближе, посмотреть, прикоснуться. Смущается большинство из нас. Да рассказывать особо и ничего, всем уже известны мельчайшие подробности, вплоть до цвета травы и количества облаков над туннелем. Мы – сорок с лишним человек – прячемся в кабинете, перебежками проникаем из класса в класс. Долгое время боимся смотреть открыто друг на друга, подглядываем исподтишка и спешно отворачиваемся, если взгляды пересекаются. А потом что-то лопается, мы толпимся у учительского стола и перебиваем друг друга, кричим, доказываем что-то. Воспоминания путаются, долгие размышления исказили их. Если верить некоторым из одноклассников, волков у туннеля было не меньше пяти, у каждого по несколько голов с зубами в два ряда. Но в одном все сходятся: никто не знает мальчика, оказавшегося по ту сторону стекла. Ни в нашем классе, ни в параллельных он не учится. Сказать или нет? Не сочтут меня сумасшедшей за подобные мысли? Никто ведь не верит всерьёз, что за лесом что-то есть. Одни легенды.