Отступник - [29]

Время текло, а берег по-прежнему оставался голым и безжизненным. Зрелище вздыбленного черного камня приелось Конану, и он все реже бросал взгляд на скалы. Впрочем, после похода в горы киммериец и не рассчитывал найти что-нибудь у их подножия, возлагая все надежды на пологий восточный край острова. Тем не менее, вопреки ожиданиям, варвар наткнулся на уединенный залив, где жизнь восторжествовала над суровостью камня. Здесь в океан впадал небольшой, но шумный поток, бегущий с гор через ущелье. По берегам речушки зеленела трава, рос кустарник.

Золотой шар солнца висел уже над головой, и Конан решил, что пришло время сделать привал и облегчить кожаную суму с припасами, которыми Симплициус снабдил его на дорогу. Киммериец подгреб поближе к берегу, выбрался из лодки в теплую мелкую воду и вытащил челнок на полосу песка, плотно утрамбованную приливом. Ему не хотелось удаляться от лодки, но жгучие лучи нещадно палили голову, и, прихватив мешок с едой, Конан зашагал вверх по течению потока в надежде отыскать тень.

Вскоре он удобно разместился под ветвями душистого лавра и смог по достоинству оценить вкус копченого кабаньего языка и жареных голубей. Опорожнив на треть тыквенную флягу с вином, киммериец подумал, что не мешало бы осмотреть ущелье. Что, если здесь нашел приют кто-то из черных гребцов «Тигрицы»?

Берега речушки покрывала россыпь крупных голышей, обкатанных водой. Шагать по ним было куда как неудобно, и, если попадались большие плоские валуны, Конан предпочитал перемахивать с одного на другой, чем ступать на скользкие кругляши, норовящие выскочить из-под ноги. Взгляд варвара был почти постоянно прикован к земле, и когда он наконец перенес его повыше, по глазам ударил пурпур, который полыхал на ветках невысоких деревьев, сбегавших по зеленому склону к воде. Кожистые узкие листья терялись за жаркой пульсацией пышных соцветий. В этом багряном буйстве чудилось что-то бесстыдное, возбуждающе-чувственное.

Пьяный запах кружил голову, искушал прилечь на траву и дать отдых телу. Конана и так разморило от обильной пищи, вина и жары, а теперь он засыпал на ходу, убаюканный сонным жужжанием пчел, которые хлопотали над цветами. Рассудив, что не будет большой беды, если он вздремнет немного, варвар растянулся на траве. Ветки, отягощенные пурпуром, клонились к его лицу, как будто дерево изнемогало от гибельной сладости собственного аромата. По телу Конана разлилась истома. Ему грезилось, что не пунцовые лепестки касаются лица, а нежные губы. Они ласкают лоб, сомкнутые веки, скользят по щеке, осыпают поцелуями края рта. Он узнал пьянящий вкус этих губ, влажных и по-детски припухлых. Облако черных волос окутало его лицо и отгородило от мира. Конан задохнулся от наслаждения, ощутив близость жаркого гибкого тела, но не торопился заключить его в объятия. Ему хотелось растянуть до бесконечности каждый миг, продлить упоительную пытку. Он жаждал наказать Белит за то, что она покинула его и заставила испытать самый мучительный страх — страх за того, кто слишком близко подобрался к сердцу и заслонил собой все остальное.

И вдруг Конан почувствовал, что снова теряет Белит. Что-то вторглось между ними. Варвар вздрогнул всем телом и задохнулся, как будто его накрыла с головой ледяная волна. Хватая ртом воздух, киммериец вскочил с травяного ложа. Никого кругом… Он один в этом сонном мирке. Все было наваждением. Проклятье! Поднести к губам кубок и увидеть, что он пуст. Всему виной душный сладкий аромат цветов, напоминающий запах волос Белит. Прочь отсюда! Довольно видений и глупых грез…

Еще долго берег, вдоль которого плыл челнок, оставался голым и неприветливым. Но вот на верхушках скал стали появляться одинокие деревья, затем — целые рощицы. Острые уступы сменились пологими склонами, плавно стекавшими к воде. Здесь гораздо чаще попадались подводные камни и отмели. Конан должен был сосредоточить все внимание на управлении лодкой и лишь изредка посматривал на берег. Пару раз ему казалось, что сквозь шум прибоя прорываются характерный шорох и стук, с которым оползает по склону каменная осыпь, потревоженная чьим-то вторжением. Киммериец вскидывал голову и обшаривал глазами скалы, но взгляд его натыкался только на стволы сосен. И все-таки чутье подсказывало Конану, что кто-то прячется неподалеку и следит за ним. Кто бы это мог быть? Любопытный зверь? Слуга, посланный тендером приглядывать за гостем? Или волосатая тварь, бродившая ночью в лесу? Варвар решил подстеречь осторожного соглядатая, и вскоре ему представился удобный случай: впереди над водой низко нависал каменный карниз.

Стараясь грести как можно бесшумнее, Конан направил лодку под широкий выступ и затаился. Он рассчитывал, что следящий за ним, потеряв челнок из виду, забеспокоится и допустит оплошность, обнаружит себя. Хитрость киммерийца сработала. После недолгого ожидания он уловил шорох, затем сопение и тихий утробный рык. Неизвестное существо возилось прямо над ним. Киммериец задрал голову и замер: на него смотрели, не мигая, горящие глаза с кровавыми белками. Очевидно, преследователь учуял человека, распластался на краю утеса и свесил вниз безобразную голову, чтобы разглядеть, где прячется добыча. Тяжелые надбровные дуги сходились у короткой плоской переносицы, которая заканчивалась черными дырами вывернутых ноздрей. Концы огромного безгубого рта терялись в густой красновато-бурой шерсти, покрывавшей всю голову, за исключением небольшого участка коричневой морщинистой кожи возле глубоко утопленных глаз и носа.