Отступник - [21]

Множество извилистых, разветвляющихся потоков бежали от озера к океану. Пространство между ними заполняла густая зелень. Варвар всматривался до ряби в глазах, надеясь увидеть струйку дыма от костра, но его ожидания были обмануты.

Между тем на западе багровый диск уже проваливался в белую вату облаков. Надо было возвращаться, чтобы продолжить поиски на следующий день.

На обратном пути Конан попробовал вытянуть что-нибудь об острове и его обитателях у кхитайца, но тот словно язык проглотил. В душе варвара раздражение боролось с признательностью к молчуну, который так быстро поставил его на ноги. Лишь белые полоски, пересекавшие икру и бедро, напоминали о ранах. Он двигался так свободно, словно кварр не выхватил из его тела пару кусков плоти.

Конан скосил глаза на спутника. Странный все-таки вид у этого кхитайца. Глаза пустые, будто он наелся черного лотоса. Может, и на этом благословенном острове растут цветы забвения? Или желтолицый отупел в неволе? Рабство калечит слабые души. Во время своих скитаний Конан не раз наблюдал, как подневольные люди превращались в покорных животных или впадали в бессмысленное буйство. Иногда рабы десятками кончали с собой, как будто безумие распространялось быстрее заразы.

Когда путники вступили под сень деревьев, кругом уже разливался мрак. Ночь воцарилась внезапно, словно упал черный занавес. Кхитаец начал проявлять признаки беспокойства. Он пугливо озирался и даже дрожал всем телом. Его очевидный страх насторожил Конана. Киммерийцу даже почудился шорох, показалось, будто тень мелькнула между стволов. Глупости, одернул он себя, этот бедняга просто трусоват, вот и шарахается от каждого куста. Снова шум. Камешки покатились, стронутые с места чьей-то стопой, затрещали ветки. Шумное сопение, возня… Зверь? Может, одна из диких свиней, о которых говорил гандер, бродит в чаще? Конан поднял с земли увесистый камень и подбросил на ладони. Запустить наугад, чтобы спугнуть зверя? А если это хищник? Или нечисть? Будет глупо привлекать внимание. Лучше подождать, пока тварь, копошащаяся во мраке, нападет и обнаружит себя. Но кто бы ни таился за черными стволами, он не спешил показываться, и путники благополучно достигли белеющего в темноте строения.

Как приятно было оказаться во дворике, освещенном красноватым пламенем смоляных факелов, скинуть задубевшую от пота и крови одежду и погрузить тело в ласковую теплую воду, а потом растянуться на циновке и бездумно блаженствовать, позволив сильным рукам чернокожего изгонять усталость из натруженных мышц. Как сладко было вдыхать пряный воздух и предвкушать первый глоток вина.

За ужином Симплициус говорил не умолкая. Пока гость уминал окорок, который вымочили в вине, смазали медом и запекли с ломтиками кислых фруктов, хозяин только прихлебывал из кубка и, отщипывая крохотные кусочки лепешки, сыпал нравоучительными изречениями или пускался в воспоминания. Конан прикончил густую похлебку из моллюсков, щедро сдобренную пряностями, отправил в желудок здоровенную рыбу, судя по вкусу отваренную в молоке, и уже обсасывал клешню омара, а чародей даже не управился с лепешкой.

Заметив, что гость насытился, Симплициус стал выспрашивать о походе в горы. Рассказ о нападении кварра рассмешил его до слез. Он подтвердил уверения кхитайца о том, что вонючая вода обладает целебными свойствами.

— Завтра корочка отпадет с ран, — пояснил гандер, — и ты даже не вспомнишь о них. Красные ягоды тоже обладают замечательными качествами. Я заметил, что дикие козы, общипывая листья и ягоды с кустарника, потом резвятся и скачут, словно дети, и попробовал на вкус один листик. Это придало мне необыкновенную бодрость.

— Скажи, — проговорил киммериец, отрывая кисточку лилового винограда, — как вышло, что человек твоей учености поселился вдали от людей, на заброшенном острове и довольствуется ведением хозяйства и надзором за слугами?

Говоря по совести, варвара не особенно интересовали причины добровольного уединения колдуна, но было очевидно, что хозяин говорит без умолку просто для того, чтобы подольше удержать сотрапезника. Казалось, он боится оставаться в одиночестве. Речь Симплициуса временами становилась лихорадочно сбивчивой, он вдруг резко оглядывался словно ожидал увидеть кого-то в углу залы, куда стекся густой мрак. На впалых щеках расцвели красные пятна нездорового румянца, пальцы, крошившие лепешку, чуть вздрагивали.

— Видишь ли, — охотно отозвался гандер, — когда скончался мой учитель… — Он запнулся и снова бросил вороватый взгляд через плечо, — О чем бишь я? Ах, да… Когда умер учитель, я оставил Гандерланд. Вот ты… Скажи, сколько весен минуло с твоего рожденья, когда ты вылетел из гнезда?

— Пятнадцать или шестнадцать… Меня захватили раненого во время набега и угнали в Халогу. Я был там гладиатором.

— Пятнадцать… Вдвое меньше того, что я провел в заточении, ибо моя жизнь была добровольным заточением в мрачной сырой башне рядом с полоумным стариком. Я не знал людей, не изведал ни хмеля, ни сладости женских губ…

— Но ты вырвался на свободу, — перебил варвар, опасаясь, что красноречие слишком далеко уведет хозяина.