Отступление - [40]
Теперь же он, Прегер, ходит по городу и всем рассказывает, что к нему давеча приходил Хаим-Мойше.
— Целый день, — говорит, — у меня просидел.
Так передает Фишл Рихтман.
Его спрашивают:
— Прегер, а что вы думаете про Хаима-Мойше?
Тогда он тремя пальцами с серьезным видом прижимает к переносице пенсне и отвечает: главное, что он, Хаим-Мойше, тоже недовольный.
— Благодаря недовольным, — говорит он, — у мира остается надежда.
Но Аншл Цудик никак не может с этим согласиться; он среди тех, кто стоит на площади вокруг Прегера и слушает, как тот несет всякую чушь.
— Ну а если агент Залкер, — возражает он, — недоволен своей женой и если портной Шоелка хочет чернявую Лейку, но не может ее уломать, значит, тогда у мира остается надежда?
Он скептик, Аншл Цудик, и пару лет провел в Палестине; он вообще не верит, что в диаспоре можно что-то построить.
Так об Аншле Цудике рассказывает Хаиму-Мойше Фишл Рихтман. Потом из нового города возвращается жена Фишла. Она рада видеть Хаима-Мойше.
— Посмотрите-ка, — говорит, — кто к нам пришел.
Она взяла у Фишла малыша, которого он держал на руках, и села за стол. Расстелила цветастую скатерть. И пусть Хаим-Мойше даже не думает уйти до чая; сейчас она самовар поставит.
— Раз у нас такой гость, — сказала, — давайте отпразднуем как следует.
И быстро устроила настоящий праздник. Оказалось, не такая она простая, жена Фишла. Неслучайно из всех парней Ракитного выбрала Фишла, который тоже был экстерном. На вид она немного старше мужа, но есть в ней сила человека, который стремится к лучшему. Хотя по характеру тихая, у нее вся семья была такая. При этом знает все, что делается в городе. Говорит неторопливо, будто жена раввина, не любит трепать языком. И считает, что все в мире не так просто:
— Всегда что-то на поверхности, а что-то скрыто внутри.
— Как-как? — переспрашивает Хаим-Мойше, и веселые огоньки загораются у него в глазах.
— Разве, — говорит она, — вы этого не знали?
Она считает, что Хава Пойзнер не очень-то легко заполучила Деслера.
— Изрядно пришлось потрудиться, — говорит.
Поворачивает ребенка, подносит к другой груди и добавляет:
— Растопить такую льдину, как Деслер, когда у тебя до него было семеро, — очень нелегкая работа.
— А Ойзер Любер, — говорит она, — Ойзер Любер не просто так три месяца в Киеве. Ясно, кого-то там нашел, причем не еврейку, христианку. Что ему там делать, если у него тут затея с мельницей? Узнают о его гойке? Ну, даст еще тысячу на городские нужды. Ханка Любер? Это совсем другое. Вся в мать, как две капли воды.
Они с женой Фишла дальние родственницы, она ее хорошо знает. «Такой, — говорит, — на всем свете больше не сыщешь». Да, эта Ханка, которая так похожа на свою мать, сейчас живет вдвоем с Мотиком в просторном, высоком доме, и никто не знает, известно ли ей, чем занимается в большом городе ее отец.
Стоило бы посидеть еще немного, послушать, что расскажет о ней жена Фишла Рихтмана, но у Хаима-Мойше нет времени, надо спешить. Он прощается и уходит.
Через пару дней Хаим-Мойше все-таки встретился с Ханкой на зеленой окраинной площади, где растут молодые тополя. Было жарко, на улице ни души. В такую погоду лучше сидеть дома, в холодке.
У Хаима-Мойше вспыхнули веселые огоньки в глазах, но у Ханки защемило сердце. Наконец она все же смогла заговорить:
— Вы уезжаете, мне Эстер Фих сказала.
— Эстер Фих?
— Да. Уже, говорит, решено, Хаим-Мойше уезжает.
— Подождите…
Ему и правда накануне повстречалась Эстер Фих. Спросила: «Что с вашим отъездом?» — «А что с отъездом? — ответил он. — Наверно, когда-нибудь уеду». Вот и все, что он ей сказал.
Что-то случилось с Ханкой. У нее перехватило дыхание, она медленно подняла пушистые ресницы и посмотрела на Хаима-Мойше. Да, она верит, что он больше ничего не сказал Эстер Фих. Они идут по зеленой площади мимо молодых тополей, подступивших к самому дому Люберов. Но Ханке все еще трудно говорить.
«Может быть, им лучше сейчас расстаться, ей и Хаиму-Мойше…»
«Ханка куда-то торопится?»
«Нет, просто…»
Пауза.
Она продолжает, не глядя на него: «Они оба вышли из дома каждый по своим делам, так, может, лучше и идти по своим делам?.. Она никуда не торопится. Просто она думает, что будет лучше, если она пройдет немного, всего две улицы, и узнает, скоро ли приедет Этл Кадис. А потом вернется домой, ничего с ней не случится. Но вот… Вот она берет Хаима-Мойше за руку и чувствует, что с ней, Ханкой, что-то происходит… Нет, это не глупости, совсем не глупости. Она даже забыла про Мотика.
Поначалу ей казалось, что ей ничего не надо от Хаима-Мойше, не надо даже его видеть. Пусть живет себе в лесу. И пусть кто попало звонит в парадную дверь, а она будет думать, что это он. А потом ей захотелось его видеть, это было, когда она вышла из магазина Пойзнера и увидела их, Хаима-Мойше с Прегером. Почему он так долго там стоял? Наверно, она тогда глупо выглядела. Несколько раз направлялась к нему и все время поворачивала обратно… Ей стыдно об этом рассказывать: она никогда не думала, что может что-нибудь написать, но в те дни взяла и написала. Глупо, конечно. Вчера она все разорвала, но это потому, что она очень хотела его увидеть… Она всегда боялась сильных желаний. Может, она религиозна, как была ее мать. Она не знает. Это было, когда ее мать умерла, Мотик тогда был совсем маленьким. И как раз тогда старший брат взял из кассы немного денег и убежал из дома. И Ханка почувствовала, что очень сильно что-нибудь хотеть — это преступление. Ей, Ханке, нельзя хотеть… Но почему она постоянно думает, что ему, Хаиму-Мойше, хуже, чем ей?.. Все время сидит и думает, что ему гораздо, гораздо хуже. Она не знает, где бы ему могло быть хорошо. А к ней еще повадилась ходить эта Эстер Фих, придет и говорит, говорит. „Вот увидите, — повторяет, — и дай Бог, чтобы я ошиблась…“»
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Давид Бергельсон (1884–1952 гг.) — известный еврейский советский писатель, автор многих книг повестей и рассказов. Роман «На Днепре» — повествование о социальном расслоении и революционной борьбе масс в годы, предшествовавшие революции 1905 года. Рассказы писателя отличаются лаконичностью языка, эмоциональностью и мягким лирическим юмором.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.