Отрывочные наброски праздного путешественника - [16]

Говорят, что климат в Бермуде мягкий и ровный; снегу и льду не бывает совсем, и круглый год можно проходить в весеннем платье. Мы попали туда в начале мая; было уже восхитительное, вполне установившееся лето, с пламенным солнцем, позволявшим ходить в самой легкой одежде; дул постоянный северный ветер, так что мы совсем не страдали от жары. Часам к 4-м, к 5-ти термометр начинал падать и приходилось одеваться теплей. Я поехал в Ст. Джордж утром, одетый в самое тонкое полотно, и вернулся в пять часов вечера, в двух пальто. Говорят, что ночи здесь всегда свежие и сырые. У нас в квартире были гнезда москитов и его преподобие говорил, что москиты его сильно преследовали. Я часто слышал, как он хлопал и стукал этих воображаемых созданий с таким рвением, как будто они существовали на самом деле. В Бермуде нет москитов в мае.

Более семидесяти лет тому назад в Бермуде провел несколько месяцев поэт Томас Мур. Он был послан туда регистратором адмиралтейства. Я не вполне уясняю себе должность регистратора адмиралтейства в Бермуде, но думаю, что обязанности эти состояли в отчете об адмиралах, там рожденных. Я об этом справлюсь. В адмиралтействе дела оказалось немного, и Мур соскучился и уехал. На острове благоговейно хранится воспоминание о нем, составляющее одно из сокровищ острова. Я смутно догадывался, что это был кувшин, но мне двадцать два раза помешали осмотреть его. Впрочем, это не важно, так как оно оказалось лишь стулом.

В Бермуде есть несколько „достопримечательностей“, но их легко можно избежать. Это большое преимущество, которого нельзя найти в Европе. Бермуда это самый подходящий приют для усталого человека, туда действительно можно „сбежать“. Там нет тревог, глубокий и полный мир страны до мозга костей проникает человека и дает отдых его совести, хлороформирует целый легион невидимых маленьких дьяволов, которые вечно стараются намылить ему голову. Многие американцы едут туда в марте и остаются до тех пор, пока дома не окончится вся мерзость ранней весны.

Бермудцы надеются, в скором времени, установить телеграфное сообщение с остальным миром. Но, даже, когда им удастся завести у себя это проклятое учреждение, туда все-таки можно будет ездить отдыхать, так как там масса прелестных маленьких островков, разбросанных по закрытому морю, где можно жить в полной уверенности, что никто тебя не потревожит. Телеграфисту придется подплывать туда на лодке и легко можно будет убить его во время высадки.

Мы провели в Бермуде четыре дня: три ясных на воздухе и один дождливый в комнате, так как нам не удалось найти яхту для катания. Теперь наш отпуск кончился и мы опять сели на корабль и поплыли домой.

Между пассажирами был один худой и слабый неизлечимо-больной. Его усталый, страдальческий взгляд и печальный вид привлекали всеобщее участие и сострадание. Когда он говорил, что случалось очень редко, в его голосе слышалась какая-то особенная мягкость, которая делала всякого его другом.

На следующий вечер путешествия — мы все сидели в курительной каюте в то время — он понемножку вмешался в общий разговор. Слово за слово он впал в автобиографическое настроение и результатом был следующий оригинальный рассказ…

История больного [4] .

На вид мне лет шестьдесят и я кажусь женатым, но это только следствие моего болезненного состояния, так как в действительности я холост и мне только сорок один год. Вам трудно будет поверить, что я, представляющий из себя теперь только тень человека, два года тому назад был здоровым, дюжим детиной, человек стальной, настоящий атлет, а между чем это сущая правда. Но еще оригинальнее то обстоятельство, из-за которого я потерял здоровье. А потерял я его в одну зимнюю ночь, во время двухсотмильной поездки по железной дороге, помогая сберечь ящик с ружьями. Это совершенная истина и я расскажу вам в чем дело.

Я родом из Кливленда в Огайо. Однажды зимнею ночью, два года тому назад, я вернулся домой в страшную метель, как раз после сумерек. Первая вещь, которую я услышал, входя в дом, было известие, что мой дорогой товарищ и друг детства, Джон Гаккетт умер, накануне и что его последнее желание было, чтобы я перевез его тело к его бедным старым родителям, в Висконсин. Я был очень поражен и огорчен, но терять время в сожалениях было некогда, я должен был сейчас же отправляться. Я взял билетик с надписью: „Дьякон Леви Гаккетт, Вифлеем, Висконсин“ и поспешил на станцию, несмотря на страшную бурю. Прибыв туда, я разыскал описанный мне белый, сосновый ящик, прикрепил к нему записку гвоздями, посмотрел, как его в целости отнесли в багажный вагон, и затем побежал в буфет запастись сандвичами и сигарами. Вернувшись, я увидел, что мой ящик с гробом принесли и что вокруг него ходит какой-то молодой человек, рассматривает его с молотком, гвоздями и запиской в руках. Я был удивлен и озадачен. Он начал прибивать свой билетик, а я, в большом волнении, бросился в багажный вагон за объяснением. Но нет, ящик мой стоит на месте, его не трогали (дело в том, что я и не подозревал, какая произошла ошибка: я вез с собой ящик ружей, который этот молодой человек отправлял в Оружейное общество в Пеорию, в Иллинойс, а он захватил мой труп!» Как раз в эту минуту кондуктор крикнул: «Все по местам!» Я прыгнул в багажный вагон и комфортабельно уселся на тюке с ведрами. Багажный кондуктор был уже тут, за работой, полный человек, лет 50, с простым, честным, добродушным лицом и отпечатком свежести и бодрости на всей его особе.