Отрубленная голова - [18]

Я сел на диван и принялся выбивать трубку о край камина. Антония подошла ко мне.

— Тут будут грязные пятна.

— Теперь это не имеет значения.

— Имеет, Мартин. Любая мельчайшая деталь что-нибудь да значит.

В закрытой комнате сделалось уютнее, и Антония тоже почувствовала себя увереннее. Она нагнулась и отобрала у меня трубку. Затем села рядом и попыталась взять меня за руку. Я отдернул ее. Это напоминало странную сцену ухаживания.

— Нет, Антония, — проговорил я.

— Да, Мартин, — возразила она и опять положила ладонь на рукав моего пиджака. Меня бросило в дрожь.

— Может быть, хватит? — заметил я. — Зачем ты это делаешь?

— Это важно, Мартин, — стала убеждать меня Антония. — Не ускользай от меня. Мы должны прикасаться друг к другу, как прежде.

— Это совет твоего психоаналитика?

— Умоляю тебя, — протянула Антония, — я знаю, как тебе больно, больнее, чем ты готов показать. Но не надо говорить такие обидные вещи.

— А я-то полагал, что вел себя довольно мягко, — отозвался я. — Но кажется, надо мерить себя высшими мерками. Ну что ж, постараюсь впредь держаться на высоте! — Я позволил взять себя за руку. Разрешил Антонии усмирить себя, как усмиряют животных.

— Да, да, — подхватила она, — ты будешь держаться как надо.

Облегченно и с благодарностью рассмеявшись, она опустилась передо мной на колени, поцеловала мою руку и прижала ее к груди. А потом решительно поглядела на меня.

— Ты великодушен, мой дорогой. — Она произнесла это глубоким, взволнованным голосом.

«Я люблю тебя», — вертелось у меня в мозгу, но произносить это вслух было безумием. Вместо этого я сказал:

— Знаешь, милая, придется заняться этой чертовой мебелью и тому подобным.

— У нас еще уйма времени, — сказала Антония. Она снова села, обхватив руками колени, и явно расслабилась. — Но конечно, надо будет это сделать. Масса всякого хлама пойдет прямо на аукцион. Это вещи, от которых мы годами стремились избавиться. А хорошую мебель можно вполне разумно поделить.

Это «мы» по-прежнему естественно звучало в устах Антонии. Меня удивило ее обращение. В то же время я чувствовал, что нуждаюсь в ней. В том и заключалась вся чертовщина, что обе они, Антония и Джорджи, были мне нужны. Нить интимности до сих пор после всего случившегося между мной и Антонией осталась неразорванной. Я расценил это как подобие предсмертной муки. Передо мной промелькнул призрак смерти. Однако удар еще не был нанесен.

— Не могу ли я попросить тебя об одном одолжении? Мы с Андерсоном будем тебе очень признательны, — обратилась ко мне Антония.

— Кажется, это мое постоянное занятие.

— Тебя не затруднит встретить сегодня на вокзале Гонорию?

— Гонорию?

— Ну, сестру Андерсона. Она должна приехать из Кембриджа.

— А, Гонорию Кляйн. Да, наверное, смогу. Правда, я ее почти не знаю. А почему бы Палмеру ее не встретить?

— Он ужасно простужен, — пояснила Антония. — Ему просто нельзя выходить на улицу в такой туман.

— Она может взять такси.

— Она будет ждать Андерсона. Он опасается, что, не увидев его, она простоит на платформе бог знает сколько времени, да еще в сырости и холоде.

— Похоже, что Гонория не слишком умна, — заметил я. — Ладно, я ее встречу.

Когда прежде Антония называла Палмера «Андерсоном», это звучало с забавной формальностью, но теперь я почувствовал нечто мерзко интимное, а сообщение о простуде Палмера почему-то возмутило меня. Антония стиснула мою руку и, передвинувшись, склонила голову на мое колено. Меня мучительно потянуло к ней.

— Я немного волнуюсь из-за Гонории, — проговорила она.

— Да ведь ты ее уже видела. По-моему, довольно безобидная пожилая ученая дама.

— Да, я с ней встречалась, — подтвердила Антония. — Но никогда не обращала на нее внимания.

— И я тоже, — отозвался я. — Значит, она действительно безобидна. — Я слегка растрепал волосы Антонии.

— Да я бы не беспокоилась, — заявила Антония, — только вот Андерсон, кажется, нервничает. Он старается об этом не говорить, но, похоже, полагает, что Гонория думает, будто я ему не пара.

— Что-то вы все чересчур много думаете, — пошутил я. — Ты достойная пара королю и вполне под стать нашему Палмеру. Так что побереги нервы. Ты богиня, а она просто жалкая немецкая старая дева. Запомни это. Когда приходит поезд?

— Без трех минут шесть на Ливерпуль-стрит, — ответила Антония. — Ты молодец, Мартин. Боюсь, сегодня поезда из-за тумана страшно опоздают. Наверное, тебе придется довезти ее до Пелхам-крессент. Ты даже не представляешь, какой ты замечательный.

— Я начинаю это понимать, — сказал я. — Но это очень больно, особенно когда…

Антония присела на корточки. Она сознательно, почти бесстыдно испытывала на мне свои силы. Она старалась не выпускать меня из-под своего жесточайшего контроля, и я позволил себя удержать, сознавая, что мои объятия все равно ни к чему хорошему не приведут.

— Мы не дадим тебе уйти от нас, Мартин, мы тебе этого не разрешим, — произнесла она. — Ты никогда от нас не уйдешь.

Напрасно я опасался, что нить нашей интимности будет оборвана. Судя по намерениям Антонии, она никогда не оборвется. Пока она пристально смотрела на меня, я почувствовал какое-то малодушное облегчение и одновременно отвращение, доходящее до тошноты. Я чуть было не потерял самообладание, однако сдержался и проговорил: