Отрочество 2 - [33]

Не спешу соглашаться, и молчание повисло между нами. Пауза затянулась, и Шмуэль нарушил её первым.

– Ладно, ладно, молодой человек! – он перешёл с английского на идиш, и в голосе его прозвучало веселье, – Обещаю, что комбинации эти не пойдут во вред вам и вашим братьям и друзьям. Также обещаю, что буду по мере возможности разъяснять ситуацию.

– Договорились, херр Маркс.

Приказав работникам нашего хозяина оседлать лошадей, мы переоделись, вооружились, и всей компанией отправились на стрельбище в паре миль от города. Пусть мы и не собираемся участвовать в войне, но поддавшись всеобщему милитаристскому ажиотажу, ходим везде, увешанные оружием так, будто собираемся не иначе как сейчас вступать в бой с британцами.

Местные лошадки неказистые и норовистые, но выносливые и отменно сообразительные. Мы с Санькой, как бывшие подпаски, легко нашли с ними общий язык, а вот остальные, несмотря на наши подсказки, на кавалеристов похожи только издали.

– Тиш-ше, тиш-ше, – Зашептал Котяра, поглаживая взбрыкнувшую было кобылку, – ну вот, на…

Та охотно схрумкала предложенный корнеплод, кося на него хитрым взглядом, и… вот ей-ей! Ручаться не могу, но очень похоже, што умная животина нарошно иногда капризничает, прося ласки и лакомств.

На стрельбище, представляющем собой унылое вытоптанное поле с мишенями, поделённое на сектора, с полсотни стрелков. Между ними снуют кафры – как личные, так и служащие при полигоне. Принести патроны или прохладительные напитки, сбегать куда-то с поручением и Бог весть, што ещё.

Обменявшись приветствиями со встреченными знакомцами, и выслушав в ответ пожелания всех благ на африкаанс, немецком и голландском, расположились в своём секторе. Дальше – скушная для меня отработка стрельбы. Лёжа, сидя, с колена, стоя, навскидку, в падении… На последнее буры косятся несколько пренебрежительно, но не высказывают своё несомненно ценное мнение. А некоторые так и вовсе – хмурятся задумчиво, и видно – на себя примеряют.

Успехи у нас… ну, разные.

Из револьвера лучше всех Санька стреляет. Тридцать вторым калибром бахает, как пальцем тыкает, даже и не целясь. Из ружья на коротких дистанциях тоже недурно, а вот на дальние – чуйки нет, понимания.

Мишка, тот наоборот – из ружья стреляет, как не всякий бур, а из револьвера – в стену сарая с десяти метров попадёт. Ежели навскидку и в движении, канешно – так-то, стоя целясь, любой балбес сумеет.

Я посерёдке. Санька и Котяра из револьвера куда лучше меня стреляют. Мишка, и даже Самуил с Товией – из ружья. Раненую свою гордость лечу, только когда в падении или с седла стрелять начинаем, вот тут да, хорош. Ну… не дано, выезжаю на координации, моторике и глазомере, а собственно стрелковых талантов и нет.

На стрельбище не задержались, и уже через час, потные и покрытые коркой пыли, возвратились назад, и снова – тренировки. Одна на всех разминка, затем каждый своё на заднем дворе викторианского особняка. Близнецы, те силу качают – то шею на мосте, то друг с дружкой на спине отжимаются или приседают. Мы – на ловкость больше, на координацию. Я только иногда поправляю технику.

Какой-то незнакомый бур – то ли гость хозяина, то ли ещё кто, встал неподалёку с зубочисткой, беззастенчиво пялясь. В глазах осуждение и лёгкое презрение – што значит, из самых што ни на есть деревенских. Хуторянин, кальвинист в квадрате, а то и в кубе.

Развлечения осуждаются. Музыка, яркая одежда и многое… да почти всё! Из развлечений такие признают только чтение Библии, да слушанье проповедей. Ну и само собой – работа.

Презрительно, но… взгляд то и дело сворачивает на Товию, мерно отжимающегося с братом на спине.

– Вниз – плавно! – командую я, – Вверх – рывок!

Угукнув, тот поправился, и только мышцы под рубахой ходят, да волосы на спине проступают через вспотелую ткань.

Котяра с Мишкой вполсилы занимаются по нашим с Санькой меркам. Мишка на силу ещё туда-сюда, а на ловкость начал было после вылечивания хромоты, да быстро прекратил. Так только, растягивался по чуть, да несколько связок рукопашных отрабатывал.

Заметив, што Чижик притомился, кинул ему боксёрские перчатки.

– В правосторонней поработаем немножко. Пятнашки. Сперва только по корпусу, потом корпус и голова.

– Ага… – брат одел перчатки, и я помог зашнуровать их, – а зачем ты в правостороннюю так часто? Сам же говорил, што амбидекстрия в боксе почти и не нужна, и даже эти… примеры показал – из тех, где правосторонняя выгодней. Всего-то парочка. Для общего развития?

– Отчасти. А отчасти – вот, – кинув перчатки обратно на столик, я взял валяющуюся на земле сухую веточку, – Предположим, это нож.

Санька покосился с сомнением, но включил художницкую фантазию и предположил. Мишка с Котом, да и остальные, подтянулись на интересное.

– Классическая в боксе стойка, только правостороння, и… видите? – я прижал левую руку к торсу, – Горло, сердце и потроха более-менее прикрыты, в правой нож, и начинается боксёрский челнок, плюс боксёрские же отбивы чужой руки.

– Сильно, – прищурившись, одобрил Кот с видом эксперта, – но в некоторых случаях это…

– Знаю, – перебил я его, останавливая неуместную для тренировки дискуссию, – не идеал. В некоторых случаях – другие варианты нужны, но вкратце – полезно? Всё, дискуссия окончена. Помоги заодно перчатки зашнуровать… поехали!