Отречение от благоразумья - [49]

В особняк его светлости, камер-премьера Ярослава фон Мартиница, наместника Праги и второго человека в Чехии после императора, мы явились без приглашения, без предварительного уговора и в сопровождении внушающего уважение отряда швейцарской гвардии (предводительствуемого по такому случаю лично герром фон Цорном), громыхавшим, как целая пехотная рота на марше. Выскочивший на шум в приемной секретарь наместника, то бишь мсье Штекельберг, оценил происходящее наметанным взглядом опытного церемониймейстера, собаку съевшего на устроительстве всевозможных приемов, и торопливо умчался предупреждать патрона. Не знаю, что он там наговорил своему хозяину, но спустя ровно десять минут, отмерянных мною по стоявшим в прихожей вычурным бронзовым часам, господина папского легата и его спутников смиреннейше пригласили войти.

Возле дверей я предусмотрительно отстал и не ошибся — меня тут же настойчиво подергали за рукав и оттянули в сторону.

— Они за нами? — боязливо косясь на черно-белые инквизиторские костюмы, прошипел изрядно сбледнувший с лица пан Станислав. — Пора зашивать злотые в матрас и готовиться к публичному покаянию?

— Знаете, вам безумно идет это выражение невинного агнца, влекомого на заклание, — не удержался я от маленькой подначки. — Перестаньте ерзать. Герр Мюллер — это земное воплощение небесной кары — пока не интересуется вашими проказами, а зря...

— Уф! — господину секретарю несколько полегчало, хотя он по-прежнему не испытывал доверия к моим словам. — Что им тогда понадобилось?

— Не что, а кто. Можете ликовать и подбрасывать чепчик — ваши усилия не канули в небытие и вашим врагам суждено вскоре испытать горечь поражения. Наведайтесь к святому Виту и поставьте свечку за упокой души его преосвященства Маласпины.

— Так ведь я его недавно видел, он живой, — растерянно заикнулся Штекельберг, с утра плоховато соображавший.

— Это ненадолго, — зловещим шепотом ответил я. Имперский секретарь, наконец, сообразил, что к чему, обрадованно хрюкнул, выпустил мой рукав и юркнул за ближайшую штору, явно таившую за собой дверь в глубины особняка. Не натворил бы на радостях глупостей... Впрочем, ему выгодно падение Маласпины, так что с этой стороны подвохов ждать не придется.

Просочившись в небольшой темноватый кабинет, обставленный с той самой разновидностью роскоши, которая неприметна на первый взгляд, но создание коей вылетает в кругленькую сумму, я, украдкой перемещаясь с дивана на кресло, а с кресла — на пуфик перед камином, отыскал место, откуда мог слышать беседу отца Густава и господина наместника, не вызывая ненужных подозрений.

Разговор представителя светской власти с воплощением власти духовной представлял из себя нечто среднее между обменом тщательно завуалированными угрозами, подкрепляемыми ссылками на авторитеты в образе престарелого императора Рудольфа или не менее дряхлого папы Павла Пятого, и слегка облагороженной этикетом перепалкой двух евреев, старательно пытающихся выторговать хоть один лишний сикль.

Господин Мартиниц не имел ни малейших намерений чинить препятствия воителям Святой нашей Матери Церкви многотрудном деле изведения ересей и колдовства и не возражал, если двое изрядно мозолящих глаза людей исчезнут с жизненного и политического горизонта Праги. Однако пан наместник желал знать, насколько серьезны выдвигаемые обвинения, не будут ли они в ближайшем будущем оспорены Святейшим Престолом и Венецианской республикой, и самое главное — кто займет опустевшие должности, ибо Прага вполне может обойтись какое-то время без посла, но без кардинала, сами понимаете, жизни никакой... Ах, у его высокопреподобия имеется достойная кандидатура на место Маласпины? И кто же, позвольте узнать? Отец Алистер... Действительно, разумный выбор. Тем не менее, отцу Алистеру придется согласиться с тем, что его лишь временно облекают званием кардинала пражского, ибо, при всем уважении к полномочиям папского нунция, здесь все-таки не Рим, а Прага, столица королевства Чешского, входящего в Священную Римскую империю, и раздача церковных должностей находится в ведении императора... Инвеститура, как это не прискорбно, в Империи процветает... Коли Его величество одобрит представленного ему священника, то все в порядке, а если сложится по-иному — что ж, Фортуна переменчива. На время проведения дознания на отца Алистера возлагаются обязанности столь неудачно павшего с вершин власти его преосвященства Маласпины, а что до посольства... Посольству Венеции волей-неволей придется закрыть двери, отложить намеченные празднества и сидеть тихо. Ничего, потерпят. Слишком много они себе позволяют, и святейшая инквизиция абсолютно справедливо заинтересовалась наконец этим сборищем вольнодумцев и распутников... Кстати, если делла Мирандола будет-таки осужден, как святая Церковь предполагает распорядиться его имуществом?

— Дележ шкуры неубитого медведя, — беззвучным шепотом откомментировал происходящее отец Лабрайд. Я молча кивнул. Тот, за кем закрываются двери инквизиционной камеры, может смело не рассчитывать когда-нибудь выбраться наружу. Семейство делла Мирандола богато, синьор Аллесандро — единственный наследник, и пан Мартиниц вполне обоснованно рассчитывает обменять свое невмешательство в дела святых отцов на изрядный куш. Господи, все к вящей славе твоей, но почему охрана чистоты веры все явственнее отдает запашком наживы? Интересно, отче Алистер знает, что его прочат в кардиналы пражские? Он, в отличие от всех нас, вроде бы не одержим грехом стяжательства и не рвется к вершинам власти. Надо будет сообщить ему эту радостную новость. Посмотрим, что он тогда скажет и сделает. Кардинальская шапка — это, знаете ли, такая вещь, которой не разбрасываются и дважды не предлагают. Всегда найдется множество желающих взобраться на это тепленькое местечко и удобно там расположиться.