«Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России - [42]

Политический конец цивилизации наступал потому, что персы, китайцы и индусы все меньше нуждались в отеческом руководстве Европы. Европа оставалась передовой, но разрыв сокращался стремительно.

В 1800 г. неевропейский мир состоял из патриархальных народов, представители которых могут как сопротивляться колониализму, так и восторженно его приветствовать, но не могут ему ничего противопоставить.

В 1900 г. для всех стран Востока стало обычным: во главе государства стоят кланы, которые хотят войти в цивилизацию и ведут свои народы туда. Причем в это время в Британии 90 % населения жило в цивилизации, а в Китае — всего 2–3 %. Но 90 % британцев — это тридцать два миллиона человек, а 3 % населения Китая — двенадцать. Если даже 10 % китайцев начнут жить в городах и приобщаться к цивилизованному образу жизни, их окажется больше, чем цивилизованных англичан. А ведь цивилизованные китайцы еще и опираются на остальные 90 % населения и ведут его в цивилизацию. У них есть перспектива роста, которой начисто лишена Британия.

Развивая производство и городскую жизнь в Индии, британцы делали не что иное, как выращивали цивилизованный слой индусов. Первое поколение индусских чиновников, офицеров и предпринимателей были лояльны и даже благодарны британцам, но последующие поколения все сильнее подумывали о независимости.

Тридцать два миллиона цивилизованных британцев — это всего лишь 15 % населения Индии.

Африка еще не вступила на этот путь, но в больших государствах Латинской Америки численность цивилизованной части населения росла очень быстро.

Огромные империи теряли моральное оправдание своего бытия, смысл существования. Становилось очевидно, что общую жизнь на Земном шаре надо организовывать как-то иначе. И допуская в мир цивилизованных держав государства Востока (Япония в него уже вошла). И изменяя, даже вообще отменяя режим колониального владычества.

Культурный конец наступал потому, что изменялась сама Европа.

Ценой огромных трудов, усилий, человеческих страданий и потерь она стала в Новое время владычицей Земного шара, центром колониальной системы.

Европейцы XVII века не были богаты. Они не имели никаких социальных гарантий, и если человек хотел жить, хотел продлить себя в детях и внуках, ему следовало работать много и тяжело, легко идти на риск, не придавать особого значения страданиям — своим собственным и окружающих. Европейцы последовательно считали, что результат завоеваний, исследований, строительства и торговли важнее здоровья и самой жизни того, кто завоевывает, исследует и строит.

Всю эпоху с XVII и по начало XX века Европа считала, что самая достойная жизнь — это жизнь в напряжении, в борьбе и риске, на грани физических и духовных сил. Такую жизнь воспевал Редьярд Киплинг — и в 1880–1890-е годы у него были миллионы читателей. Он был востребован, популярен, любим, ибо говорил то, что хотели услышать миллионы строителей империй, миллионы европейцев, которые проникали в джунгли, рвались к Северному полюсу, покоряли дикие племена в Южной Америке, истребляли тигров-людоедов, закладывали алмазные рудники в Южной Африке.

Можно довольно точно указать, когда именно иссяк запал нововременной Европы: в 1901 году умерла королева Виктория, «старая вдова», в одиночку правившая больше тридцати лет после смерти принца Альберта. И сразу снизились имперские амбиции. Словно воздух из шарика, стал выходить из англичан дух предпринимательства, борьбы, жажды великих свершений, готовности жертвовать собой во имя того, что больше тебя самого.

Англо-бурская война 1904 г. уже прошла как-то вяло, без прежнего массового накала. Лев Гумилев назвал бы этот процесс «утратой пассионарности», то есть способности предпочитать идеальные цели реальным. Но объяснить такие процессы можно и куда проще, безо всякой мистики. К этому времени британцы завоевали весь мир и начали считать — уже хватит. Зачем жить трудно и тяжело, если они накопили так много, что устали завоевывать и добывать новые богатства? Если можно жить спокойно, без напряжения, пользуясь тем, что уже есть?

В начале империи, пока она на подъеме, люди хотят ее строить. Идеал для них — деятель, строитель, завоеватель. К концу империи приходят те, кто потребляет, переживает, углубляется в частную жизнь.

В эти же годы Редьярд Киплинг перестал быть культовым писателем для большинства англичан. Романтика колоний и «бремени белого человека» сделалась неинтересна людям, получившим надежную социальную защиту. По словам некого Томсона, «то, к чему призывает Киплинг — это право получать пинки в свою задницу». Как он ухитрился увидеть только это в «Рики-Тики-Тави», «Лиспет» и «Городе страшной ночи»? Это отдельный вопрос. Но ведь увидел! И с Томсоном оказались согласны буквально миллионы людей. Увы, Европа начала утрачивать свой дух.

Начало XX века — это эпоха, когда в Европу пришло множество социальных гарантий. Шестьдесят лет европейская социал-демократия боролась за права рабочих — и победила! 1901–1904 гг. во всей Европе ограничивался рабочий день, появлялись и росли пенсии по старости, появились листки нетрудоспособности, а для женщин — декретные отпуска (чуть позже — и оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком). Европейцы стали жить еще лучше, гарантированнее, спокойнее, надежнее. И порыв, сделавший их недавних предков такими сильными, становился для них все менее понятным и все более чуждым.