Отражение - [21]

Следом за Рогозиным уволился и Павлов. Вместе они помотались по стране. Повоевали в Приднестровье, в Абхазии, через Болгарию горной дорогой попали в обложенную со всех сторон санкциями ООН и преданную российским правительством Югославию.

3

— Теперь я вспомнила, где я тебя видела! — прервала поток воспоминаний Наташа. — Вас показывали в программе Невзорова до того, как ее закрыли. Там как раз было про Югославию и наших ребят, сражающихся на стороне сербов. Афганцы, казаки... Там еще у одного казака был крест на груди, и у него Невзоров брал интервью.

— Вроде было, — задумался Семен, — ну и память у тебя. Наверное, мельком показали...

— Ага, но я запомнила, потому что ты сидел и курил так мечтательно, а потом жутко закашлялся! За что вы там воевали?

— Можно, конечно, назвать кучу причин, и каждый за свое: кто-то за деньги, хоть и невелики они были, кто-то за братьев-сербов, кто-то за Россию... Да-да, не удивляйся, именно там за Россию. Югославия — это маленькая Россия, многие так думают. И самое интересное, что так думают и враги сербов. Знаешь, если говорить в переносном смысле, то представь себе, пока старший брат болеет, все, кому не лень, пришли бить младшего брата. Ну а по большому счету, даже те, кто этого не понимали, воевали там за веру... Почти все войны на этой планете были религиозными, и ни одну из них православные не начинали первыми.

— А в Чечне?

— Там война не за веру, а за деньги...

— У тебя, наверное, было много женщин? — то ли спросила, то ли озвучила свою мысль Наташа.

Детский этот вопрос заставил Семена улыбнуться.

— Для кого-то и одной много. А в моей жизни их было три, — честно ответил Семен. — Ольга... Но она теперь — как мираж. Где-то в другой жизни. Потом была медсестра в госпитале — Светлана. Красивый эпизод, но не больше. Она, наверное, больше жалела, чем любила. А скольких она пожалела до меня? Когда я уезжал, она даже не пришла попрощаться. И была еще Милица, в Боснии...

— А с ней что?

— Теперь уже ничего. Ее в этом мире нет.

— Прости...

— Да нет, ничего... Все равно этого никогда не забыть.

— Красивая?

— Это, опять же, кому — как. У нее были черные, как смоль, волосы, ярко-карие глаза и легкое загорелое тело.

— Сербка?

— Да.

Нужно было ответить на немой вопрос Натальи, который из ложных, принятых в этом «мирном» обществе приличий, она боялась задать.

— Ей перерезали горло. Сербокосом. Это такой специальный кривой ножу мусульман. Да и хорваты такие позаимствовали. У них считается престижным сфотографироваться на фоне отрезанных голов.

— Не надо... Мне муторно...

Действительно, вздумал тоже рассказывать о войне без правил солнечным апрельским днем в тихом уютном кафе красивой девушке. Для всех в этом городе любая война настолько далеко, что они вообще не верят, что она возможна. И только для тех, кто был на ней, она не начиналась, она не кончилась, она — всегда! Для большинства же — это короткие сводки в программе «Время», к которым привыкли, как к прогнозу погоды. Где-то убивают — это, конечно, страшно, это ужасно, но главное, что не у нас. О том, что это «где-то» может прийти сюда, мало кто задумывается.

Семен вдруг вспомнил, как носились по Сухуми сбежавшие из разгромленного питомника обезьяны. Как во время стрельбы они поначалу поднимали жуткий визг, от которого холодела душа, а потом привыкли. И даже с интересом наблюдали своими быстрыми глазками с ветвей деревьев за перестрелкой. Говорят, над многими из них проводили медицинские опыты. Может, даже заражали СПИДом. А теперь они свободно носились по городу и попадали в руки новоявленных зообизнесменов.

— Ты опять ушел в себя? Вот что, пойдем ко мне, я тут снимаю квартиру неподалеку.

Семен настороженно посмотрел на Наталью. Девушка в первый день знакомства приглашала его к себе. Может, он отстал от жизни?

— А это удобно?

— Я живу одна.

4

В отряде Милоша Ристича было пятьдесят человек. Из них — пятеро русских. В других частях армии Республики Сербской и того меньше — один-два. Так что о тысячах добровольцев, как во время русско-турецких войн на Балканах, говорить не приходилось. Хотя со времени Османского нашествия война эта не кончалась, а земля эта и без того была обильно полита русской кровью.

Сербы называли русских бойцов братушками. Вместе с Семеном тут были Леша Павлов, сержант-десантник Володя Климов из Латвии, которому в новом государстве не жилось, и два казака — Олег и Гриша. Разговорчивый Гриша как раз и давал интервью, когда приехала невзоровская команда. Милошу же это не понравилось.

— Потом на весь мир будут трубить, что Россия дает Сербии оружие!

— Ну дает же, — вступился Леша, — хотя мало, конечно.

— Дает, — вздохнул Милош, — мало, конечно.

Оружие шло все теми же тайными тропами через Болгарию. И, разумеется, не от правительства. Дума вроде и пыталась что-то вякать о поддержке Югославии, об одностороннем снятии санкций, но более чем вяканьем это назвать было нельзя. Вот и шли по горным дорогам КАМАЗы-фуры, груженные гуманитарной и медицинской помощью (и по документам, и если даже разгрузить ближнюю к дверям часть мешков и коробок), но в чреве их таилось так нужное сербам оружие.