Отражение - [20]

Они шли какой-то верхней, неизвестной пограничникам тропой, но Пахомов и еще двое бойцов уже через минуту вскарабкались на ближний склон, и старшина махнул прикованному к земле лейтенанту — вижу врага, шесть человек: два европейца и четыре душмана. Вторая группа пограничников проскользнула по дну ущелья немного вперед, чтобы перекрыть врагу пути к отступлению. Еще пара минут потребовалась, чтобы убедиться, что врагов именно столько, сколько их видят пограничники. Еще через минуту они бы увидели стоящего в ущелье лейтенанта и лежащего у его ног Дурды. Они не стали бы думать над смыслом происходящего, а непременно открыли бы огонь на поражение. Поэтому Пахомов опередил их именно на эту минуту. Короткими очередями лучшие стрелки сняли с тропы четырех моджахедов. Европейцы залегли, но ответного огня не открывали.

Пахомов был тертый калач: он решил этих двоих взять живыми. Лейтенант не видел того, что происходит наверху, но от пахомовского «хендер хох» он едва устоял на ногах, сотрясаясь от беззвучного смеха. С английским у лейтенанта тоже было не ахти, и он с трудом смог объяснить потенциальным пленникам, что если они не сдадут свои «ганы», то им придет полный «файтинг».

— Ферштеен? — продолжал свою версию Пахомов.

Через несколько минут двое белобрысых короткоостриженных мужчин в камуфляже стояли в пятидесяти метрах от Рогозина и с удивлением наблюдали, как солдат пытается освободить из смертельной ловушки своего командира.

— Товарищ лейтенант, можно ногу тихонько убирать! — доложил снизу Дурды. — Делайте шаг, я сильно давлю.

Семен медленно вытащил из ботинка онемевшую ногу и тут же устыдился за свой проносившийся несвежий носок. Через четверть минуты Рогозин сделал несколько шагов, стал искать подходящий булыжник. Но когда нашел, не знал, что с ним делать.

— Положите на мои руки, — попросил Дурды. — Кладите, не бойтесь, я дома гончар был, у меня руки хорошо трогают.

— Чувствуют, — поправил его Семен, осторожно укладывая камень.

Еще через три минуты руки Дурды появились уже над камнем.

— Вай, а как теперь товарищ лейтенант один нога босиком пойдет? — совершенно серьезно озадачился солдат, и тут уж пограничники от души полечили напряженные нервы хоть и негромким, но хохотом.

В найденном тайнике кроме «калашей», М-16 и прочих стреляющих и взрывающихся сюрпризов пограничники обнаружили русские ПТУРСы и американские «Стингеры». Все это было сфотографировано, каждой твари взяли по экземпляру. Погрустневшим «цэрэушникам», как определил их Пахомов, доверили нести ящик с их же родным «стингером». Оставшееся в тайнике тщательно заминировали.

Пленниками по возвращении в отряд занялись чекисты. Из Москвы за ними прислали специальный самолет, но прежде чем их увезли, Семен узнал, что оба они действительно были инструкторами моджахедов, а полковник Маккаферти даже имел полномочия планирования диверсий и боевых операций. Второй — Фил Притчард — был более лицом гражданским и являлся специалистом по отравляющим веществам. Вполне вероятно, что имен у этих граждан мирового сообщества было несколько, но лейтенант Рогозин запомнил именно эти. Словно знал, что придется еще не раз встретиться...

Но в то время он не мог даже подозревать, что на Лубянке из них вытрясли максимум информации всего за одну неделю, а затем тайными тропами вернули на афгано-пакистанскую границу. Чтобы легенда, придуманная в Москве, больше походила на правду, более военный Маккаферти сбросил со скалы более гражданского Притчарда. Теперь он мог рассказать о счастливой случайности, спасшей его от рук шурави и оправдать потери: четыре плюс один. Действительно — это больше походило на правду и оставляло меньше места для подозрений.

Старшина Пахомов получил перед дембелем орден Красной Звезды, такой же награды был удостоен младший сержант Дурды, полковник Маккаферти получил огромную денежную компенсацию, медаль и повышение по службе: он стал главным специалистом по мусульманским военным формированиям. Лейтенант Рогозин стал старшим лейтенантом погранвойск СССР, но ненадолго.

Летом 91-го он похоронил мать, а зимой не смог приехать на похороны отца... Уже в госпитале с простреленным легким хоронил страну, которой давал присягу. Ранение лейтенант Рогозин получил не в бою, а на улицах Душанбе, где находился в командировке. Выстрел в спину пограничника прозвучал как раз 8 декабря, когда по всем каналам радио и телевидения звучало обращение беловежских соглашенцев.

Когда Семен пришел в себя, у кровати сидел его товарищ по отряду и земляк Алексей Павлов. От него он узнал об отце, от него же узнал о судьбе страны, а от врачей чуть позже узнал о том, что, скорее всего, его комиссуют да еще и наградят инвалидностью.

Уволенный в звании капитана он долго обивал пороги медицинских учреждений и высшего начальства, доказывая свою боеспособность, но никто не хотел брать на себя ответственность по привлечению к службе «ущербного» воина да еще и с имперскими замашками. Похоже, в военных ведомствах уже никто ни за что не нес ответственности. Оружие со складов брали все, кому хотелось поиграть в войнушку и в суверенитет с соседями. Солдаты и офицеры не получали жалования, а техника — горючего.