Отравленный сад - [77]

Не чувствуя больше голода, она вернулась к себе в комнату и захлопнула дверь. Десма опустилась на мягкий стул, положила голову на резную спинку и посмотрела вверх, на гирлянды высыхающих трав и связки грибов, развешанные под потолком. Завтра придется снять их, упаковать и снова отправляться в путь. В Ирландию… Быть может, она опять скроется там, особенно если королева Мария умрет, а ее предполагаемая наследница, отродье Болейнов, тоже окажется мертвой. Да, назад в Ирландию, где бабушка Мэгин открыла ей когда-то тайны ядовитых трав. Вот куда она поедет.

Десма легла животом на колени, обняла себя руками за бедра и, опустив голову, позволила вуали упасть. Теперь она смотрела в пол. Женщина зажмурилась и попыталась вознести молитву покровительнице всех незамужних женщин, Бригитте Ирландской, которая получила вуаль из благочестивых рук самого святого Патрика. Десма приняла вуаль мести и жизнью поклялась уничтожить Болейнов и всех, кто им верен. За то, что они оскорбили и отравили ее отца. За то, что погубили мать королевы Марии… вырвали Англию из лона истинной Церкви… за все!

Внезапно раздался стук в дверь. Десма вздрогнула и выпрямила спину.

— Просто оставь еду, шлюха! — крикнула она. — Не беспокой меня и не смей показывать свое бесстыжее лицо.

Из-за двери ответили с грубейшим гаэльским акцентом, от которого Десма задрожала и сжала колени.

— Это не Нэн, госпожа, а Колум заглянул к вам в гости. Это меня побеспокоили, и теперь я хочу видеть вас, видеть лицо, которое вы прячете.

— Тебя прогнали, — ответила Десма по-гаэльски. — Держись от меня подальше.

Он посмел открыть двери.

— Но, видите ли, в чем дело, госпожа: мои мысли невозможно удержать далеко от вас. — Его нахальное лицо показалось в проеме. — Я даже окунулся в озеро, чтобы набраться смелости подойти к вашему ирландскому величеству. — Колум усмехнулся, вошел в комнату и неуклюже поклонился Десме. С его спутанных волос капала вода. Одежда облепила каждый мускул и изгиб его большого тела. — И потом, — решил подольститься он, — если бы вы позволили хоть одним глазком заглянуть под вашу вуаль и улыбнулись мне, я бы даже не касался таких, как эта девка Нэн.

— Развратный лжец. Хочешь превратить этот дом в худший из притонов, покрывая мою служанку, как баран овцу?

Колум медленно подошел ближе, выставив большие руки ладонями вперед, как делают, когда хотят удержать нападающего на расстоянии.

— С Нэн покончено. Мне, как и вам, нужна опасность, вызов. — Его ухмылка была такой же кривой, как и душа, а лесть такой же грубой, как черты лица, но Десма позволила ему подойти. — Теперь моим вызовом будет, — сказал он, — забраться рукой и острием моего личного меча под юбки болейнового отродья, но она не нравится мне так, как вы.

— Оставь свои медовые речи, Колум МакКитрик. Я ни за что не стану подбирать за собственной служанкой или связываться с тем, кто кувыркался с Болейн, можешь в этом не сомневаться. А что до моего лица, то я сама решаю, показывать его или нет…

— Служить вам, во всех смыслах этого слова, — это вызов, который будоражит и меня, и вас. Ведь вам тоже нельзя доверять, госпожа Десма. — Снова улыбка, лукавая, обольстительная. — Но я всегда говорил: опасность распаляет желание, и это правда. Я чувствовал возбуждение, когда пускал ваши отравленные стрелы в лорда Кэри и его человека, но…

— Промахнулся.

— … но с вами я не промахнусь. В постели с вами я буду знать, что вы опасны, как сама смерть, и упиваться этим.

— Да ты с ума сошел!

— Только от страсти к вам, — прохрипел Колум, подходя еще ближе. Десма буравила его гневным взглядом сквозь вуаль. — Я подберусь достаточно близко, чтобы отдать дань вашему телу и лицу, и поверьте, мы с вами покувыркаемся на славу.

— Никогда! — бросила Десма и фыркнула так, что вуаль на мгновение прилипла к ее носу.

Ирландка встала, подошла ближе к окну и оперлась локтем на каменный подоконник. Смотрите-ка, он возомнил себя Адонисом и большим умником. В то же время кое в чем Колум был прав: его грубый напор возбуждал ее. Каким бы неотесанным ни был Колум МакКитрик, в его груди билось настоящее ирландское сердце, и он умел говорить, прямо как ее папочка.

— Хорошо, — сказал он и самодовольно кивнул, как будто Десма пообещала покориться ему. — Я не услышал слова «нет», и в мою сторону не полетели отравленные катыши, кубок с болиголовом или ржаной хлеб. Так, может быть, позволишь прикоснуться к тебе, моя любимая? Позволь…

Десма затаила дыхание, когда Колум протянул большие мозолистые руки и нащупал край ее вуали. И быстро выдохнула, когда он медленно поднял вуаль и заглянул под черную ткань.

Колум вздрогнул и отпрянул от нее, как будто получил пощечину.

Десма вновь ощутила боль покинутой женщины, злость на саму себя, на свою слабовольную мать. Семнадцать лет она прожила избалованной любовницей… любимой. Он зачал с ней ребенка, любил ее и окружал вниманием, нежил и осыпал комплиментами. А потом прогнал ради другой женщины, более молодой и миловидной, точно так же, как мать королевы прогнали ради этой шлюхи Анны Болейн.

— Твое лицо не имеет значения, — прошептал Колум, очевидно, оправившись от потрясения. — Твое тело… Позволь коснуться тебя… даже твоего сердца.