Отравленные земли - [23]

* * *

Гассем наблюдал за горящим городом с чувством удовлетворения. Город был больше, чем он ожидал, поэтому еды для войска будет достаточно, а то солдаты уже начинали голодать. Он не предлагал сдать город, как делал обычно, потому что желал, чтобы его новые подразделения отведали крови, пока это было совершенно безопасно. Небольшой гарнизон упорно сражался, несмотря на бессмысленность сопротивления и численный перевес противника. Это нравилось Гассему, так как позволило самым неопытным новобранцам считать, что они были в сражении. Это закалит бойцов…

* * *

Гибкая Ветка кралась через плотную растительность тихо, как призрак. В течение последних нескольких дней армия пересекала джунгли, и женщины действовали как фланговые, убивая случайных охотников и шпионов. Гибкой Ветке очень нравились такие обязанности. Как и все ее сестры, она не находила себе места на необходимом, но напряженном марше. Он был трудоемким и изнуряющим, без всякой возможности добиться славы в бою.

В более ранних военных кампаниях у короля все было иначе. Они плавали от острова к острову, захватывая их и покоряя или безжалостно уничтожая местных жителей. Тогда элитные отряды женщин-воинов отдыхали на палубе, когда приходило время битвы, хватались за оружие и атаковали всех, кого приказал король.

Более поздние походы на материке также доставляли удовольствие, ибо расстояния не столь были огромными, и было много сражений с относительно небольшими переходами.

Сейчас она была счастлива, выполняя с отточенным мастерством обязанности, которые воины-мужчины не могли исполнить и наполовину столь же хорошо. Лаже шессины, будучи превосходными солдатами, не чувствовали себя так свободно в джунглях, как Гибкая Ветка и ее сестры. Ни у кого не было такого острого зрения и тонкого слуха, никто не мог так легко двигаться, никто не мог избежать скользить среди плотной растительности с такой изумительной грацией.

В цивилизованных странах Гибкую Ветку могли бы счесть очень хорошенькой, не будь она так диковинно украшена. Ее рыжеватые волосы, собранные сзади на шее, были пропущены через ожерелье из костяшек человеческих пальцев, на щеки нанесены шрамы, множество других отметин, выполненных параллельно и в виде спиралей, украшали ее груди, живот, бедра, ягодицы и руки от плеча до кисти. Они были нанесены ритуальным кремневым ножом, а затем натерты смесью пемзы, жира и сажи, что приводило к тому, что раны заживали в виде вздутых рубцов темно-синего цвета. Помимо перечисленных, у нее были и менее симметричные, но столь же благородные шрамы, заработанные в бою, на тренировках и охоте. Ее полные губы были еще более вывернуты наизнанку, благодаря вставкам из нефрита и остроконечными бронзовыми насадками, которые укрепляли и защищали ее зубы. Золотые кольца болтались в ушах, перегородке носа и на проколотых сосках.

Этим утром она раскрасила свое тело цветами джунглей, наложив их широкими полосами. Сквозь маску коричневого, зеленого и черного цветов были видны лишь сияющие серые глаза. На ней был только пояс с кинжалом, вложенным в ножны, и несла она только свое любимое оружие: короткое копье с изящным шестидюймовым острейшим наконечником из стали. Во всей армии Гассема только женщины-воины были оснащены стальным оружием. Она не любила ножи или секиры, предпочитая изысканную утонченность своего копья.

Пока она кралась в джунглях с бесшумной беспощадностью охотящейся кошки, она думала о своем последнем любовнике. Это был младший воин шессинов; его мускулистое мощное тело и неутомимая юная мужественность абсолютно соответствовали ее дикарскому аппетиту. Его возбуждали ее варварские отметины, и он бесконечно гладил крепкие, как канаты, шрамы на ее теле, пока они спаривались, подобно животным. Он пронзал ее своей плотью так, как она пронзала копьем своих врагов, а их чувственная борьба была почти столь же неистовой, как в битвах. Для него она готова была даже счистить с себя привычные покровы животного жира и натереть тело маслом восхитительно ароматного ореха, запах которого так любили шессины.

Мысли о любовнике испарились, как только она уловила намек на движение впереди. Гибкая Ветка застыла как изваяние, пока снова не увидела это движение. Сквозь кустарник, на расстоянии пятидесяти шагов, мелькнуло светлое пятно. Оно исчезло и снова вернулось, на несколько шагов дальше влево. Теперь она знала, что это мужчина, чужак, старающийся поближе подобраться к войску.

Ее пульс стал чаще, тепло хлынуло в нижнюю часть живота. Это был враг, и она должна убить его. Гибкая Ветка медленно прокладывала путь вперед и вправо. Ей хотелось оказаться прямо за спиной мужчины, прежде чем она начнет сокращать расстояние между ними. Это было ее особое искусство. Она получила свое имя именно благодаря этому мастерству и терпению, присущему хищникам. Как только она оказалась позади него, она сразу же напала на след, который для нее был таким же четким, как если бы незнакомец пробирался через лес тяжелой поступью, ведя с собой калеку. Оторванный листок, сломанная веточка, небольшой камешек, перевернутый влажной стороной вверх, резкий запах помятой травы для нее были как ориентиры на карте. Она заметила частичный отпечаток ноги в сандалии и с трудом подавила презрительный возглас. Для нее обувь в джунглях была столь же абсурдна, как и придворные одежды в битве.