Она поднялась, собираясь уходить. Внутренне я был с нею не согласен. Несмотря ни на что, я не испытывал сочувствия к сочинителю этих анонимных писем. Но я спросил с любопытством:
- А нет ли у вас предположения, миссис Кэлтроп, относительно того, кто эта женщина?
Она бросила на меня умный проницательный взгляд.
- Допустим, есть, - сказала она. - Но ведь я могу ошибаться, не так ли?
Она быстро пошла к двери, но на ходу обернулась и спросила:
- Скажите, а почему вы никогда не были женаты, мистер Бэртон?
Со стороны любого другого это было бы абсолютной бестактность, но в отношении миссис Дейн Кэлтроп сразу чувствовалось, что эта идея внезапно пришла ей в голову и ей искренне хотелось получить ответ.
- Скажем так, - начал я с вызовом, - что я еще ни разу не встречал достойной меня женщины.
- Вы можете так сказать, - заметила миссис Дейн Кэлтроп, - но это будет не особенно удачный ответ, потому что многие мужчины женятся явно на недостойных женщинах.
На этот раз она в самом деле удалилась. Джоанна сказала:
- Ты знаешь, я всерьез начинаю думать, что она сумасшедшая. Но она мне нравится. Здесь, в деревне, люди ее боятся.
- И я тоже, чуть-чуть.
- Потому, что ты никогда не знаешь, что она выкинет?
- Да. А в ее мыслях царит безжалостная ясность.
- Ты действительно считаешь, что та, которая писала эти письма, очень несчастна? - медленно сказала Джоанна.
- Я не знаю, что думает или чувствует эта проклятая ведьма. И меня это не волнует. Я жалею только ее жертв.
Теперь мне кажется странным, что, рассуждая о складе ума Отравленного Пера, мы упустили самую очевидную его особенность. Гриффит предположил, что она полна ликования. Я воображал ее полной угрызений совести, подавленной результатом своих деяний. Миссис Дейн Кэлтроп считала ее страдалицей. Однако мы все, а возможно только я, не учитывали очевидной и неизбежной реакции. Этой реакцией был страх. Ведь со смертью миссис Симмингтон письма переходили из одной категории в другую. Я не знаю, как это определялось законом, об этом, полагаю, знал Симмингтон. Но было ясно, что после смертельного исхода положение сочинителя писем стало гораздо более серьезным. Теперь и речи не было о том, чтобы представить это как шутку, если личность автора будет установлена. Полиция проявляла активность, был вызван эксперт Скотлэнд Ярда. Теперь для анонимщика жизненно важным стало остаться неизвестным. И поскольку страх был главным следствием, за ним должны будут последовать другие реакции. Я был бессилен их угадать. Однако они, несомненно, будут вполне очевидными.
* * *
На следующее утро Джоанна и я довольно поздно собрались на завтрак. Точнее говоря, поздно по меркам Лимстока. Было 9.30, тот час, когда в Лондоне Джоанна только лишь приоткрывала глаза, а я скорее всего спал крепким сном. Однако, когда Партридж спросила: «Подавать завтрак в половине девятого или в девять часов?», - ни я, ни Джоанна не рискнули перенести его на более поздний час.
К моей досаде, на ступеньках стояла Эми Гриффит и болтала с Меган. Увидев нас, она воскликнула со своей обычной непосредственностью:
- Эй, привет, лентяи! Я уже давным-давно на ногах.
Это, разумеется, ее личное дело. Несомненно, доктор должен рано завтракать, и заботливая сестра готова в любой момент предложить ему чай или кофе. Но это вовсе не означает, что она должна являться и будить сонных соседей. 9.30 не самое лучшее время для утренних визитов.
Меган скользнула в дом, прямо в столовую, и я успел заметить, что ее оторвали от завтрака.
- Я сказала, что заходить не буду, - заговорила Эми Гриффит, - хотя не знаю, почему считается приличным разговаривать с людьми на пороге, а не в доме. Я просто хотела спросить мисс Бэртон, нет ли у ней овощей, чтобы выделить нам немного для устройства ларьков вдоль главной дороги во время кросса. Если есть, я попрошу Оуэна приехать за ними на машине.
- Еще так рано, а вы уже всюду успели, - заметил я.
- Ранней птичке всегда достанется червяк, - заявила Эми. - Всегда больше шансов застать всех на месте в это время. После вас я пойду к мистеру Паю. А после обеда зайду к Брентону.
- Ваша энергия меня просто утомляет, - сказал я. В это время зазвонил телефон, и я прошел в холл, чтобы взять трубку, оставив Джоанну, которая неуверенно пробормотала, что-то насчет ревеня и фасоли, проявив полную неосведомленность в огородных делах.
- Да? - сказал я в трубку.
С другого конца провода доносилось чье-то шумное дыхание, потом прозвучал неуверенный женский голос:
- Э-э…
- Да? - повторил я настойчиво.
- Э-э… - снова зазвучал голос, потом как-то в нос спросил: - Это … Это Литтл Фэз?
- Это Литтл Фэз.
- Э-э… - Очевидно, это было традиционным зачином каждого предложения. - Я могу попросить на минутку мисс Партридж?
- Конечно, - сказал я. - А кто ее спрашивает?
- Э-э… Скажите ей, что это Эгнес. Эгнес Уэддл.
- Эгнес Уэддл?
- Правильно.
Я положил трубку и поднялся по ступенькам, откуда доносился шум, производимый Партридж.
- Партридж, Партридж!
Партридж появилась на лестнице с длинной шваброй в руке и с явственным выражением раздражения, едва скрытым за ее обычной респектабельностью.
