Отпусти синицу - [44]

О л ь г а. Дед, не опошляй!

М и к о л а. Не тот какой-то у тебя урожай получается. Не хочу я за такой стол садиться… (Уходит.)

В и к т о р. Интересный он, дед…

О л ь г а (у окна). А я что говорю? Юрку в малине застукал — метлой шуганул. Можешь посмотреть, как коммунист превращается в собственника.

В и к т о р. Он интересный, дед…

О л ь г а. Если встречаться с ним раз в месяц… Но, может, поговорим о другом?

В и к т о р. Хорошо.

О л ь г а. Извини за этот ералаш. Ремонт… Хотя не в ремонте дело. Просто мне здесь негде жить. Отдала сначала свою комнату Константину, когда он женился. Теперь эти младенцы — они спят в любом месте… Дед вечно сидит на моем столе… Я здесь больше не могу.

В и к т о р. Пойдем к нам.

О л ь г а. Да? Правда?.. Сегодня ночью мне вдруг показалось, что ты раздумал.

В и к т о р. Нет. Я не могу раздумать.

О л ь г а. А если я захочу проверить? Захочу испытать тебя? Совершу подлость? И тогда не откажешься?

В и к т о р. Тем более тогда.

О л ь г а. Почему — тем более?

В и к т о р. Оставить человека в подлости — все равно, что оставить в болезни.

О л ь г а. Не знаю… Ты вызываешь во мне протест… Когда ты приходишь, мне хочется поскорее от тебя избавиться… будто через тебя меня видят другие… А я не хочу! Но когда тебя нет… Тогда мне кажется, что я совсем не существую. Ты нужен мне, чтобы существовать!.. Ненавижу себя, что сказала это… Я этого не говорила.

В и к т о р. Я знаю.

О л ь г а. Что ты знаешь?

В и к т о р. Все это… Мы с тобой родились в один день.

О л ь г а. Ты меня любишь?

В и к т о р. Когда люблю, когда нет. Это не имеет значения. Мы родились вместе.

О л ь г а. Каждый раз ты заводишь меня в дебри. А хочу быть дома… Немного посидим и пойдем.

В и к т о р. Да.

О л ь г а. Все-таки я любила этот дом.

В и к т о р. А сейчас?

О л ь г а. Сейчас нет. Эта женщина… От нее пахнет молоком.

В и к т о р. Смешное объяснение.

О л ь г а. Я с детства не выношу молока. Кстати, что за новая история с вашей Марией Кирилловной?

В и к т о р. С нашей Марией Кирилловной… Кто-то сказал девочке, что ее мать, директор школы, напрасно обиженная, благородная, справедливая, — ведь это отец у них был гадкий, гадкий! — что ее мать бегает на свидания к мужчине, у которого есть и жена и дети. В результате появилась эта трагическая записка: «Все ложь…»

О л ь г а. И все-таки это частный случай…

В и к т о р. У меня был трудный день…

О л ь г а. А ты седеешь. Вот седой волос. И вот… А у меня ни одного. Тебе нравятся мои волосы? Все говорят — шикарные…

В и к т о р. Мы с тобой часто ссоримся, да? Наверно, у нас обоих вздорный характер… И сколько я помню, мы ссорились всегда. Еще в школе, когда ты была с бантиками. Ты была самая строгая, самая чистенькая, самая правильная. Ты ни в одном диктанте не делала ошибок. Это потрясло меня больше всего: ни в одном диктанте ни одной ошибки!

О л ь г а. Ты хоть сейчас научился писать слово винегрет?

В и к т о р. Боюсь, что нет…

О л ь г а. Бедняга! Чему же ты учишь ребят?

В и к т о р. Мне бы хотелось научить их пониманию.

О л ь г а. У тебя морщины около глаз… Зачем тебе морщины, Витька?

В и к т о р. У тебя жесткие руки.

О л ь г а. Разве так говорят о любви?

В и к т о р. Давным-давно мать сказала мне: словами не лгать легко, душой не лги…

О л ь г а. Ты опять о чем-то другом… Могу я хотя бы дома говорить обыкновенное — земля, сад, люблю, тоскую… Хотя бы дома!

В и к т о р. Недавно, дома, полчаса назад, на этом же месте ты говорила о мировой революции.

О л ь г а. И что?

В и к т о р. Вроде и не возразишь… А слова такие, которые, может, только раз в жизни произнести дозволено. Да и то не всякому.

О л ь г а. Господи, о чем мы… О чем?

В и к т о р. Оля, ответь мне… Ответь… Ты веришь в те слова, которые говоришь?

О л ь г а. Ты мне надоел!

В и к т о р. Но ты — веришь?

О л ь г а. Я?..

В и к т о р. Ты не веришь?

О л ь г а. Я не хочу тебя видеть… Я не хочу тебя видеть!

В и к т о р. Я понимаю… (Уходит.)

О л ь г а. И никогда… теперь уже никогда… я знаю, что теперь никогда…

Входит  А н н а  с охапкой белья.

А н н а. Обижаете вы друг друга…

О л ь г а. Что?.. Ты?! Вон!.. Вон!!

З а н а в е с

Картина четвертая

Обстановка в другом развороте — сбоку видно крыльцо. В комнате около стола сидит  А н н а, шьет. А н д р и а н  втаскивает кресло-качалку. Постоял, отошел, любуется.

А н д р и а н. Ну? Каково?

А н н а. Хорошо.

А н д р и а н. То-то. Пыжовы плохо делать не умеют… Ничего. Работает. Как в лодке. В теле приятность… Чего молчишь?

А н н а. Я не молчу.

А н д р и а н. Приходится это — убеждение менять. Думал — все бабы без конца языком мелют. Вроде свойство такое — ну, как у кошки хвост. Выходит — ошибался. Теперь сам заместо двоих разговоры разговариваю.

А н н а. Что вы, мужчины, о бабах знать можете…

А н д р и а н. Ну, кое-что знаем. Нет, ей-богу, ничего качалка. А скажи — хорошо стали жить. Квартиры направо и налево получают, Константину трехкомнатную отвалили… Или вот я, к примеру. Котька — понятно, тот инженер. А у меня ни образования особого, ни таланта какого, ни должности — работяга и работяга, сталевар, как все, не хуже других, но и не самый лучший. В молодости, правда, побеспокойнее был, это верно. Я тогда к мартену, — как на свидание, в груди стучало…