Отпуск на даче - [4]

— Как хочешь ты, — ответила я.

Милица — это моё полное имя. Все привыкли, что Мила — это уменьшительное от Людмилы, а меня в честь родственницы назвали Милица. Не скажу, что мне моё имя не нравится, но оно настолько редкое и непривычное для слуха современного человека, что сначала люди удивляются, когда слышат или читают «Милица Николаевна». Потом привыкают и уже внимания на это не обращают, но первая реакция именно такая.

— Тогда предлагаю медленно пройтись по парку в сторону моего дома. Я раньше жила не здесь, как ты, наверное, помнишь, но лет десять назад переехала к мужу сюда.

А в нашей куцей переписке она даже не упомянула, что у неё есть муж. Я-то считала её свободной.

— Муж сейчас дома? — спросила я с хорошо скрытым неудовольствием.

— Нет, не дома. Я тебе всё расскажу дорогой. Пойдём.

— А дети есть? — поинтересовалась я.

— Детей нет.

Я не была в Сокольниках несколько лет. Я родилась в этом районе, жила здесь класса до седьмого, каждый день, а то и по два раза в день мы всей семьёй, с собакой и соседскими детьми ходили сюда то просто на прогулку, то покататься на лыжах, коньках или велосипедах. Потом мы переехали и бывали здесь крайне редко. Брат встречался недавно с друзьями и заодно навестил наш старый дом. Сказал, что его заново облицевали и он теперь уже не жёлтый, а серый. Мне бы тоже хотелось посмотреть на него, но неудобно тащить с собой Марину. Ей, может быть, совсем не хочется идти к старому незнакомому дому.

Мы вошли в парк и неторопливо двинулись по аллеям.

— Я привыкла возвращаться с работы домой пешком, — сказала Марина.

— А не страшно?

— Совсем поздно я, конечно, не хожу, — возразила она. — А в шесть-семь часов здесь бывают люди, с собаками гуляют, на велосипедах катаются. Я и сама часто беру напрокат велосипед, а зимой коньки. Лыжи у меня свои. Знаешь, как приятно было в зимние праздники по утрам кататься на лыжах! Никого нет, снег чистый, воздух свежий.

На меня повеяло детством. Как же хорошо мы проводили время в этом парке!

— Мы с тобой можем как-нибудь покататься на велосипедах, — предложила она. — Здесь есть прокатный пункт.

— Может, сейчас? — спросила я.

— Я не в брюках, — возразила она.

— И я тоже. Правда, у меня широкая юбка и она мне не помешает, а у тебя узкая. Да, тебе будет неудобно вертеть педали. Может, в субботу съездим?

— У меня к тебе другое предложение, — помолчав, сказала Марина.

— Какое? — сразу заинтересовалась я.

— Немного погодя. Сейчас я расскажу о себе. Мы так давно не виделись. У тебя тоже много нового?

— Почти ничего, — честно призналась я. — Живу с мамой и папой, брат с женой и сыном — отдельно. У меня собака, уже третья по счёту. Точнее не уже, а ещё, потому что за сорок лет третья собака — это немного. Была инженером-конструктором, а после перестройки, когда происходила вся эта кутерьма, переучилась на педагога. Теперь я учительница математики в школе, то есть измученный после учебного года человек.

— Тогда, может быть, ты согласишься принять моё предложение, — решила Марина.

Почему-то мне представилось, что она позовёт меня приобрести на пару с ней путёвку куда-нибудь в Грецию или Египет, а может, в Арабские Эмираты. Что ж, я не против. Родители давно мне говорили, что надо поездить по миру, пока есть деньги и здоровье.

— А я преподаю английский язык в МГУ, — сказала Марина. — Муж меня уговаривал бросить работу и только вести хозяйство, но я не соглашалась. Потеряешь квалификацию, и уже трудно будет устроиться на приличное место. Не в школу же идти учить придурков.

Её слова не то, чтобы меня задели, но всё-таки были мне неприятны. Марина, конечно, не имела намерения меня обидеть, но получалось, что я-то учу как раз придурков. Часто и я так считаю, особенно, когда поверяю контрольные работы, но нельзя же говорить так прямо, открытым текстом.

— В школе учатся не только придурки, — поправила я мою подругу. — Бывают и умные дети. Их с каждым годом всё меньше, но тут уж родители виноваты. Купят им компьютеры, чтобы не крутились под ногами, а воспитанием не занимаются и не развивают их. В школу их отдают совершенно дикими и неподготовленными к учёбе. Вот из-за этого и получаются не ученики, а придурки.

— Поэтому-то я и не бросила работу, — пояснила Марина. — Платят немного, но в деньгах я не нуждалась, потому что муж имел собственный бизнес.

На меня разговоры о бизнесе всегда наводили тоску. Мне это дело представляется на редкость скучным и бездушным. Особенно я не уважаю бизнесвумен, как принято говорить. Чем эти вумен больше бизнес, тем они менее человечны. Хорошо хоть, что Марина преподаёт английский язык, а не занимается коммерческой деятельностью.

— Родители у меня умерли, — продолжала она. — Сначала похоронила отца, а год назад — мать. Она жила у нас в доме… Не скажу, что муж её преследовал, но он требовал, чтобы она не выходила из своей комнаты в его присутствии. Она и умерла там… одна… Может, и хотела позвать на помощь, но побоялась Сергея… Теперь уже не узнаешь…

У неё на глазах выступили слёзы, и я от всей души ей посочувствовала. У нас дома все двери всегда распахнуты настежь, никто не уединяется, скрываясь от остальных, и, тем более, никто никого не гонит. Кто хочет, смотрит телевизор, а он у нас один и стоит в комнате, где ночую я. А не хочет, так читает или что-то ещё делает. И никто никому не мешает, все собираются вместе и расходятся только на ночь. У нас так повелось издавна, и бабушки-дедушки так жили, и прабабушки-прадедушки… Нет, даже представить страшно, что можно в семье жить так, так жила мать Марины. Случись такой муж у меня, ему бы пришлось очень быстро поменять свои привычки или бы он не менее быстро перестал быть моим мужем.