Отойти в сторону и посмотреть - [44]
– Никогда – оно где-то, – перебивает Лика. – А значит, где-то в другом месте есть и всегда… И не забудьте перевести стрелки часов!
– Куда? – хором кричим мы с Максом.
– Вы такие стали серьёзные! Уф! – Она смеётся. – Это шутка. И самое смешное здесь то, что все эти чёртовы часы ходят, даже если времени вообще нет. Вот это действительно парадокс из парадоксов! Жутко смешно, правда?! Тикающие погремушки для взрослых детей…
Последние её слова тают вместе с туманом. На зелёном лугу остаёмся только мы с Максом. Среди звона кузнечиков, писка мелких пичуг в орешнике, улыбающегося солнца и эха недоумения парочки полёвок, что, очухавшись от страха, обнаруживают себя на краю пустой широкой площадки горного утёса, обрывающегося в Голубую Долину…
Последнего, разумеется, видеть мы уже не
можем
Несколько мгновений спустя Макс, стоя рядом, платком промакивает Лике глаза и вытирает щёки. Слёзы бегут забавными ручейками и капают на её рубашку, оставляя тёмные пятна.
– Ты ведь видел, да? Ты был там! Значит, ты видел, а не просто смотрел, как я?..
– Видел, девочка моя. Всё видел… Я не ожидал… То есть, ожидал чего-то там… Представлял… Но… Я расскажу тебе. Обязательно расскажу. Не плачь. Я люблю тебя.
– Я не плачу. Это другое… Само… Не слёзы… Если бы не ты, я бы стояла и стояла так. Капли падали бы мне под ноги… А я бы стояла… Пока не превратилась бы в холмик сверкающего жемчуга…
– Ну, всё, всё… Пойдём.
Они молча идут обратно через поле. Огибают лес. За оврагом на косогоре виден их дом. Собаки, издалека почуяв приближение хозяев, затевают радостную брехню.
Проходя мимо поваленной сильным ветром ещё в середине весны берёзы на опушке, Лика вдруг останавливается:
– У нас же есть бензопила?
– Есть, а что?
– Давай распилим эту берёзу на дрова.
– Деточка, у нас дров – две ядерных зимы можно пересидеть!
– Не в этом дело. Мне кажется, если просто оставить её гнить здесь – это как-то… неправильно. Нет, не так. Это правильно. В смысле, тоже правильно. Но я хотела сказать, что можно оставить всё, как есть. А можно сделать иначе. И не только пока что-то живо… буквально. Понимаешь?
– Ты хочешь, чтобы жизнь этого дерева после смерти продолжалась не сама собой, а как будто мы вмешались и изменили что-то?
– Ну, наверное, можно и так сказать…
– Этот мир был создан Смертью, дабы она обрела жизнь[21]… М-да. Хорошо, Принцесса. Будет тебе эта берёза дровами!
– Я хочу домой.
– Я тоже. Идём.
– Нет! – Лика обнимает Макса за шею обеими руками и шепчет как будто в пространство за его спиной: – Как бы ни было прекрасно это место, наш дом не здесь…
– Не совсем так, девочка моя. Не совсем так… Но я понимаю, что ты чувствуешь. – Макс стоит неподвижно и только гладит её рукой по волосам. – Здесь – это там, где мы. Здесь – это просто мы. Но если единственный способ что-то перекроить – это поменять его на «там», то – это не значит поменять место. Само здесь должно стать иным. Не просто расшириться в смысле там горизонтов и всего такого. Нет. А именно иным. Это можно сравнить с реконструкцией дома. Но не по причине расширения семьи или обыкновенной прихоти. А если вдруг солнце станет подниматься с севера, а не с востока, как положено. Тогда старая планировка и даже архитектура перестанут соответствовать… Я вообще начинаю подозревать, что никакого «там» нет…
– Ты думаешь, мы тоже когда-нибудь сможем? – она как будто не слушает его.
– Что?
– Ну, как она… выйти…
– Конечно. Учитывая, что никакая она не «она». Сначала-то она – ты. А уже пото-ом… точнее, где-то далеко-далеко – она.
– Я вдруг подумала, а если у нас получится, и мы тоже захотим во что-то вмешаться, изменить…
– Зачем?
– Не знаю… Я гипотетически.
– Гипотезы – это для романистов. Не наш профиль. Нам некогда, деточка. У нас каждую минуту жизнь простаивает! Я есть хочу, собаки, вон, уже сейчас a capella запоют, Игнат завтра приедет… с девочкой – надо в доме прибрать, хотя бы для очистки совести, а Боря, наоборот, в город зачем-то собрался – просил на электричку отвезти…
– С какой девочкой? – Лика резко отстраняется от Макса.
– Откуда я знаю. С хорошей, наверное, раз по секрету мне шепнул.
– А ты мне не сказал ничего!
– Вот, говорю.
– С девочкой… Боже мой! Надо бельё поменять и полы протереть… – Она берёт Макса за руку и буквально тащит в сторону дома. – Ты мне, кстати, сколько уже обещаешь фотографии в гостиной развесить! Стены уже месяц как перекрасили… Ох, чувствую, будем мы с тобой,
как два дурака
– … мы, как два дурака, так и не узнали! Не спросили главного: как, когда?! Что там у них стряслось в 2046-м? Наука продвинулась или всеобщее просветление наступило?
Макс валяется на кровати, подперев голову рукой, и курит. Я сижу в кресле у окна, за которым глухая, глухая ночь.
Вечером мы немного выпили. И сейчас продолжаем. У каждого из нас по пузатому стакану в руке. Иначе мне было бы никак не забраться так далеко, с моими-то инстинктами жаворонка. Но алкоголь не опьяняет, лишь поддерживает в тонусе. Хотя от бутылки «Финляндии» уже почти ничего не осталось. Зато всего остального слишком много. Всегда так – слишком много всего…
– А я так и не спросила, знает ли она, как я оказалась дома в своей постели тогда – с вершины
Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.
Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…
Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?
Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!
От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.
«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
В жизни героини романа «Мало ли что говорят» Софьи, ассистента кафедры акушерства и гинекологии, происходят неожиданные перемены. Она оказывается не где-нибудь, а в самых что ни на есть Соединённых Штатах Америки. Соня отправляется на стажировку. Открывая для себя новый мир, она начинает ещё больше ценить то, что осталось за океаном, дома.Героиню ждут увлекательные приключения и забавные открытия. Она будет собирать белые грибы в Подбостонщине, красить лестницу на даче заведующего лабораторией Массачусетского Главного Госпиталя, пить водку в китайском квартале и даже скажет несколько слов с мемориальной трибуны Кеннеди.
Лучшие истории от автора культовых книг «Акушер-ХА!» и «Акушер-ХА! Вторая (и последняя)», ставших самым главным литературным открытием последних лет.
Любимая женщина отказалась выйти замуж за Всеволода Северного. Но согласилась провести вместе отпуск в Балаклаве, чтобы сидеть во всех подряд ресторанчиках, бродить по крошечной набережной, кормить бездомных псов докторской колбасой до отвала, влезть на Генуэзскую крепость и, возможно, поехать в Севастополь или даже Ялту. А ещё милейшая хозяйка гостевого дома, в мансарде которого они остановились, пригласила их на свой юбилей. И никто не сможет испортить Северному отдых, даже друг в расцвете кризиса среднего возраста, прикативший «пересмотреть отношение к себе и к своей жизни».
Звонок лучшего друга как нельзя кстати отвлёк судмедэксперта Всеволода Северного от мыслей о коварной бестолочи Алёне Соловецкой, которая без предупреждения сорвалась в Калифорнию. Если бы он только знал, чем обернётся его согласие прочесть лекцию для деток богатых родителей в летнем лагере. Вместо того чтобы писать красивые письма Алёне, размышлять о том, как он сделает ей предложение, и придумывать имя нашедшему его терьеру, Северный вынужден участвовать в «охоте на педофила». Увы, сексуальные преступления против несовершеннолетних были, есть и будут.