Отойти в сторону и посмотреть - [41]

Шрифт
Интервал

– Всё, что угодно, кроме страха. Может, действительно, некоторую забавность…

– Нет. Не это главное. Ты же поверил! Что заставило тебя поверить?

– Ты…

– Нет, Макс, не я. Она.

– Не могу отделаться от странного, даже, наверное, слегка пугающего чувства – я вижу сейчас перед собой свою… жену. Но только вижу. Пусть волосы другие… одежда, это странное существо рядом с тобой… Дело не в этом. Я вижу, но не чувствую!

– Это логично. Я не твоя жена, Макс.

– Разве такое возможно?!

– Ты так и не понял. Я – совсем другая. Твоя жена, ещё не будучи ею по законам формальных рамок приличия, познав последнее откровение жизни, осталась здесь. Не без моей помощи, конечно.

Но это не парадокс, как принято считать. Просто один из вариантов хода вещей. Ты никогда не задумывался, что слово «вещь», которое мы употребляем, не задумываясь, ежедневно по нескольку раз, и «вещество», что используем значительно реже, – однокоренные?.. Это риторический вопрос.

Вмешавшись в ход вещей по причинам, которые теперь даже я склонна называть безумными, я выступила – не подозревая тогда об этом – в роли творца. Воздействовав на вещество времени, я открыла новые пути жизни и воспользовалась ими. Я могла лишь предполагать последствия. Именно поэтому склонна теперь иронично относиться к собственным действиям. Ведь это была дурость чистейшей воды. Видимо, я отыгрывалась за все недопережитые страхи и превозмогания, и ещё… я очень хотела изменить мир. В одном конкретном месте. Уже потом я поняла, что, начитавшись в детстве всякой научной и прочей фантастики, втайне рассчитывала на реализацию какого-нибудь из популярных «парадоксов». Что-нибудь вроде «петли времени» или перераспределения событий будущего при избирательном воздействии на причины в прошлом… Но вместо этого я сотворила новый мир. Даже два! И насколько бы трудно тебе ни было понять это, но ты видишь перед собой ОДНО существо. А сзади, в двадцати шагах, у опушки, прислушивается к нашему разговору совсем ДРУГОЕ. Мы похожи. Может быть, даже подобны. Это как «близкие люди». Близкие ритмом, восприятием, моторикой… Но разные.

– Хорошо, я могу допустить разделение вещества, даже гипотетически универсального… Но душа?!

– Вот мания всё персонифицировать! Клетка делится. Есть ли искра божья во второй клетке? «Бунт земли» и «Разум клеток»[20]! Классика. Всё было… Было, было и было… И есть! Клетка – РОЖДАЕТ клетку. Душа – душу… Что есть душа? Эманация. А что есть эманация? Заэманировали мозг уже этой метафоричностью до предела! Есть только вещество. И неисчислимые свойства его. Некоторые кажутся обыденными, некоторые чудесными. А некоторые – божественными. В область же «божественного» мы просто склонны задвигать всё настолько непостижимое – читай: для людей неосязаемое – и якобы недоступное, что ответ очевиден. Мы делаем это по той же причине, что когда-то заставила нас принять иллюзию условного времени за истину – чтобы облегчить себе жизнь. Смиряемся, прикидываясь победителями. И только не говори мне об известных догматах: «душу даёт Творец». Я сама теперь Творец. Посмотри на меня – ты говоришь со мной. А теперь оглянись и посмотри на неё – её ты любишь. Хочешь сказать, кто-то из нас бездушен? Не смеши мои престарелые кости, Макс! Если что-то не можешь понять – постигай. Это значительно упрощает дело. И заодно упорядочивает все неувязки, связанные с Творцом, вообще богами, их сыновьями и прочим религиозным бытом бытия…


Прислушиваясь к разговору, я чуть ли не воочию наблюдаю, как новый узор выкладывается у меня в голове под воздействием её слов. Место гипотетических представлений занимают прямые ощущения. И эти ощущения говорят о какой-то новой связи. О непостижимой разумом степени родства. Родства такой глубины и силы, что пресловутая ответственность, долг или ещё что-нибудь смешное из атрибутики «отношений» выглядят на этом фоне, как детальки детского конструктора на строительной площадке космодрома. Я, как будто впервые, чую, чем пахнут звёзды. С истоков Млечного Пути звёздный ветер доносит до меня юный аромат сверхновых, пряную тяжесть красных гигантов и голубоватые брызги белых карликов… Сердце и мысли непроизвольно тянутся навстречу этому космическому бризу, и я делаю ещё один шаг навстречу…


Лика с улыбкой грозит мне пальцем.


– Не сто́ит, сестрёнка. Иначе всё разрушится, растает. Точнее, перетечёт. Но будет выглядеть, как я сказала. Мы не можем делить здесь одно и то же время на двоих. Так что больше не приближайся.

– Хорошо… Ладно… Значит… мы тоже можем?..

– Говорить?

– Да.

– А кто сказал, что не можем? В моей инструкции речь шла лишь о том, что ты не должна приближаться более чем на двадцать шагов.

– Почему?

– То, что я делаю со временем, вам пока недоступно. А ты вообще – отдельная история. Я могу блокировать, точнее – консервировать время Владимира Максимовича. Но твоё – нет. Мы – порождение друг друга. Подобие разности. Линейная константа нелинейной функции. Но… разве «трудно быть Богом», сестрёнка?

– Скажи мне только одно. Тогда… когда шар вернул мне утраченное время, это было… была смерть? Я действительно умерла тогда?


Еще от автора Татьяна Юрьевна Соломатина
Акушер-ха!

Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.


Приемный покой

Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…


Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?


Роддом. Сериал. Кадры 1–13

Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!


Акушер-Ха! Вторая (и последняя)

От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.


Роддом. Сериал. Кадры 14–26

«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».


Рекомендуем почитать
Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Мало ли что говорят...

В жизни героини романа «Мало ли что говорят» Софьи, ассистента кафедры акушерства и гинекологии, происходят неожиданные перемены. Она оказывается не где-нибудь, а в самых что ни на есть Соединённых Штатах Америки. Соня отправляется на стажировку. Открывая для себя новый мир, она начинает ещё больше ценить то, что осталось за океаном, дома.Героиню ждут увлекательные приключения и забавные открытия. Она будет собирать белые грибы в Подбостонщине, красить лестницу на даче заведующего лабораторией Массачусетского Главного Госпиталя, пить водку в китайском квартале и даже скажет несколько слов с мемориальной трибуны Кеннеди.


Акушер-ХА! Байки

Лучшие истории от автора культовых книг «Акушер-ХА!» и «Акушер-ХА! Вторая (и последняя)», ставших самым главным литературным открытием последних лет.


Естественное убийство. Виноватые

Любимая женщина отказалась выйти замуж за Всеволода Северного. Но согласилась провести вместе отпуск в Балаклаве, чтобы сидеть во всех подряд ресторанчиках, бродить по крошечной набережной, кормить бездомных псов докторской колбасой до отвала, влезть на Генуэзскую крепость и, возможно, поехать в Севастополь или даже Ялту. А ещё милейшая хозяйка гостевого дома, в мансарде которого они остановились, пригласила их на свой юбилей. И никто не сможет испортить Северному отдых, даже друг в расцвете кризиса среднего возраста, прикативший «пересмотреть отношение к себе и к своей жизни».


Естественное убийство. Подозреваемые

Звонок лучшего друга как нельзя кстати отвлёк судмедэксперта Всеволода Северного от мыслей о коварной бестолочи Алёне Соловецкой, которая без предупреждения сорвалась в Калифорнию. Если бы он только знал, чем обернётся его согласие прочесть лекцию для деток богатых родителей в летнем лагере. Вместо того чтобы писать красивые письма Алёне, размышлять о том, как он сделает ей предложение, и придумывать имя нашедшему его терьеру, Северный вынужден участвовать в «охоте на педофила». Увы, сексуальные преступления против несовершеннолетних были, есть и будут.