Отомщенное сердце - [41]

Ее губы были мягкие и трепетные; она прижималась к нему, но не от страха, а от переполнявшего ее восторга.

Уоррен был поражен и полон незнакомого волнения: таких поцелуев в его жизни еще не случалось.

Поэтому он воздерживался от настойчивости и по-прежнему оставался очень нежным.

Ему хотелось прежде всего успокоить и ободрить ее после всех испытаний, свалившихся на ее хрупкие плечи.

Она была ребенком, нуждавшимся в защите и ласке.

Наконец, чуть отстранившись, Уоррен спросил:

— Моя ненаглядная, моя милая, с тобой все в порядке? Они не причинили тебе вреда?

— Ах, Уоррен, главное — ты здесь! Я так боялась, что ты никогда не найдешь меня!

— Я нашел тебя, — молвил он, словно должен был уверить в этом самого себя, — и такое никогда больше не повторится!

Потом он целовал ее долго-долго медленными поцелуями, как будто давал ей клятву в вечной преданности.

Прошло немало времени, прежде чем он вновь посмотрел на нее.

Какая еще женщина может быть столь лучезарной, чистой и благостной, оставаясь при этом земным существом.

— Я люблю тебя, — повторял он, не уставая произносить эти слова.

— Я люблю тебя, — ответила Надя, — но никогда не могла представить себе, что и ты полюбишь меня!

— Я люблю тебя, как никого раньше не любил, и должен оградить тебя от всех этих напастей, которым лучше бы никогда не случаться. А потому нам следует пожениться в самое ближайшее время.

К его удивлению, Надя вся напряглась и вновь уткнулась лицом в его плечо.

— В чем дело? — спросил он. — Не могу поверить, что ты не настолько любишь меня, чтобы желать выйти за меня замуж.

— Я люблю тебя всем сердцем, ты для меня — вся вселенная, но я не имею права выйти за тебя.

Уоррен сжал ее крепче в объятиях.

— Почему же нет?

Она не ответила, и он сказал:

— Ты должна открыть мне свою тайну, ненаглядная моя. Клянусь, в чем бы она ни состояла, это не повлияет на мое решение жениться на тебе.

— Нет, нет, — пробормотала она. — Это нереально, так как может повредить тебе.

— Единственное, что может повредить мне, — пожал плечами Уоррен, — так это боль от сознания, что ты не можешь довериться мне.

Она вся дрожала, не в силах побороть смятение чувств.

— Ты достаточно натерпелась, — решительно молвил он. — Мы поговорим об этом, когда вернемся домой. Кроме того, здесь не очень романтичное место, чтобы говорить о нашей любви.

Надя подняла к нему лицо и улыбнулась сквозь слезы.

— Любое место, где ты говоришь о своих чувствах ко мне, непременно становится романтичным, — заметила она, — но ты, видимо, думаешь иначе.

— Я испытываю к тебе любовь, о существовании которой и не подозревал до настоящего момента, — признался Уоррен. — Однако пойдем, у меня больше нет желания здесь оставаться.

Он взял ее за руку, помог взобраться по каменистому склону ложбины и пройти по неровной почве рощицы до того места, где ждали лошади.

Посадил ее в кабриолет, подобрал поводья, а Джим вскарабкался на запятки.

Надя откинулась на спинку сиденья и облегченно вздохнула.

Ничто теперь не имеет значения, когда в сердце звучит песня радости, оттого, что она с Уорреном.

Но недолго пребывала она в столь блаженном состоянии.

Надо быть твердой, убеждала она себя, и как бы ни любила Уоррена, она не может допустить, чтобы он оказался вовлечен в ужасные события, превратившие в кошмар последние пять лет ее жизни и приведшие к смерти ее матери.

«Я должна уехать и расстаться с ним».

Эта мысль вызвала страшную боль в сердце.

Так как конюх мог слышать их разговор, они молчали, но Уоррен старался ехать как можно быстрее.

Вскоре остались позади лес, парк и подъездная дорожка.

Он привез Надю не к матери, а в Баквуд.

Причем сделал это специально, так как чувствовал: ее место отныне здесь, и именно здесь они должны решить вопрос о своем будущем.

И он готов немедленно с полной ответственностью заявить, что они будут вместе, так как она станет его женой.

Подъехали прямо к парадной лестнице.

Спрыгнув на землю, Уоррен обошел кабриолет и помог Наде сойти.

Потом он обнял ее одной рукой за плечи, как будто защищал от всех невзгод, и провел через главный зал в гостиную.

Кабинет пока еще вызывал у него жуткие ассоциации с Магнолией, чтобы вести Надю туда.

Гостиная изобиловала цветами.

Последние лучи заходящего солнца, проникавшие сквозь окна, блестели в подвесках огромной хрустальной люстры.

Уоррен закрыл за собой дверь и усадил Надю на изящный диван с золотой отделкой, который стоял возле камина.

Склонившись над ней, он сказал:

— Моя ненаглядная, ты так настрадалась!

Хочешь, я приготовлю тебе какой-нибудь напиток?

— Мне ничего не нужно, — ответила она, — лишь бы быть рядом с тобой и знать, что я не умру от холода и голода в той чудовищной, сырой шахте.

Уоррен тем временем смотрел на нее так, словно никогда не видел.

— Наверное, у меня ужасный вид, после того как мне на голову набросили одеяло, а в шахте я наверняка испачкалась.

— Ты выглядишь изумительно прекрасной? — Его голос слегка дрогнул на последнем слове. — Прекраснее всех женщин, когда-либо виденных мною! Ах, дорогая, какое счастье, что я нашел тебя!

Вероятно, он имеет в виду не спасение ее из шахты, а их встречу на берегу Сены, подумала Надя.