Отношение Максима Горького к современной культуре и интеллигенции - [7]
К тем же результатам мы придем, если будем рассматривать и более узкий вопрос — отношения Горького к представителям современной интеллигенции. Отношение это — отрицательное; трудно было бы не согласиться с этим. Но отрицание отрицанию рознь, и легко убедиться, что Горький не заражен повальным отрицанием представителей этого класса общества; мы увидим, что и здесь — как и по отношению к современной культуре — Горький отделяет козлищ от овец и действительно жестоко казнит первых; но заключать отсюда об его отрицательном отношении к интеллигенции вообще — более чем смело.
И, во-первых, — надо отметить, что Горький очень пессимистически относится к человеку вообще, независимо от степени его интеллигентности; люди, по его мнению, даже на животных имеют развращающее влияние. «Видите, какая подлая натура? — сказал Промтов, кивая головой на ревностную собаку. — И ведь это лжет она. Она понимает, что лаять не нужно, и она не зла — она труслива и желает выслужиться пред хозяином. Черта чисто человеческая… и, несомненно, воспитана в ней человеком. Портят люди зверей… Скоро наступит время, когда и звери будут такими же подлыми и неискренними, как вот мы с вами…» (III, 202)[41].
Еще рельефнее отрицательное отношение к человеку выражается в рассказе «Читатель», где Горький беседует со своей совестью. «…Человек зол, глуп, бесчестен, он вполне и всегда зависит от массы внешних условий, он бессилен и жалок один и сам по себе», — вот жестокое резюме отношения Горького к человеку (III, 249)[42]. С презрением относится Горький и к своему читателю — «у нищих не просят милостыни, — гордо заявляет он, — пусть не думают, что я возвышаю или унижаю себя для того, чтоб привлечь к себе внимание людей…» (III, 246)[43]. Таково отношение Горького к человеку; и чтобы хоть немного рассеять пессимистическую тьму этого отношения, Горький создает яркий и блестящий образ романтического босяка, с нитшеанской моралью индивидуализма. Не было бы ничего удивительного, если бы при таком отношении к человеку вообще Горький отнесся бы вполне отрицательно и к современному интеллигенту; но на деле мы этого не видим. Мы видели, наоборот, что к приват-доценту из «Вареньки Олесовой» Горький относится довольно сочувственно.
Но у Горького действительно есть два лица, обойти которых при разборе этого вопроса — невозможно. Один из них — действительно общий тип современного интеллигента, это — Иван Иванович из рассказа «Еще о черте»; другой — неумолимый и резкий прокурор современной интеллигенции, это — Ежов из «Фомы Гордеева».
Рассказ «Еще о черте» — замечательная по силе и едкости сатира на современного дряблого интеллигента (рассказ этот настолько же замечателен, насколько слаб рассказ «О черте»); ввиду же его большого значения для выяснения разбираемого вопроса — отношения М. Горького к интеллигенции — не будет излишним несколько остановиться на этом рассказе.
Скучающий черт бродит по земле в крещенскую ночь и жалуется на недостаток души, достойной внимания. «Убийственно бездарны стали люди, до тошноты неинтересны и мелки… — жалуется черт. — Особенно теперь, когда среди них с новой силой расцветает проповедь личного самоусовершенствования и борьбы со страстями…» И это уже маленький камешек в огород интеллигенции, но это только еще цветочки; далее же черт попадает в комнату некоего Ивана Ивановича Иванова; характеристику этого господина мы позволим себе привести словами самого автора: «По душевному складу своему это был человек «интеллигентный», а профессией его было стремление к достижению духовного совершенства, которое он и внедрял в себя ежесуточно путем продолжительных бесед со знакомыми и посредством чтения душеполезных книг» (III, 290)[44].
Уже по этому началу можно ожидать, что Иван Иванович окажется достаточно жалкой в нравственном смысле личностью, как и всякий человек, целью которого является только личное совершенствование. И действительно, Иван Иванович оказывается дряблой, самолюбующейся личностью; Иван Иванович всегда занят мыслью только о себе, о своем нравственном поведении, он нянчится с собой, со своими чувствами, мыслями, достоинствами и пороками — но нетрудно с уверенностью заключить, что такой человек сумеет выдать себе аттестат за благонравие даже после самого гадкого поступка; такова психология самолюбующихся людей. Таков в действительности и Иван Иванович: в момент прибытия к нему черта он занят самобичеванием; за две недели святок он пошло проводил время — бывал в маскарадах и «даже, — продолжает бичевать себя Иван Иванович, — даже унизил женщину! <…> Чужая жена… как это низко с моей стороны!» Но, хорошо зная Ивана Ивановича и его психологию, мы сейчас же ожидаем от него и оправдания своих поступков, и конечно эти ожидания сейчас же сбываются. «Чужая жена <…> — продолжает рассуждать Иван Иванович. — Хотя, впрочем, она не совсем чужая мне… она жена Егора, а Егор мой старый товарищ, мой задушевный друг… да-а! Быть может, это обстоятельство несколько сглаживает мою вину…» (
