Открывая новые страницы... - [107]

По свидетельству З. Л. Серебряковой, последние месяцы перед арестом ее отчим был очень угнетен. Тяжелая депрессия, чувство отчаяния и безысходности, мысли о судьбе семьи не оставляли его. Видимо, он ждал ареста, даже готовился к нему. Не желая пугать жену, втайне сжигал какие-то письма, документы: в руках сталинских следователей любая бумага могла послужить основой для новых клеветнических обвинений против ни в чем не повинных людей. Все чаще к нему приходит мысль о самоубийстве. Галина Иосифовна вспоминала слова мужа: «Если это политика, а не происки Кагановича и… Лобова, нет иного выхода, кроме пули в лоб, этим я спасу тебя, а моя жизнь уже все равно прожита». Однако Сталина такой исход вряд ли устраивал, Сокольников был пока еще нужен ему живым, и Сталин разыграл очередной спектакль: он пригласил Григория Яковлевича к себе на дачу и, подняв бокал, произнес беспримерный по лицемерию и цинизму тост: «За Сокольникова, старого моего друга боевого, одного из творцов Октябрьской революции».

…Его арестовали 26 июля. К каким же чудовищным моральным и физическим истязаниям нужно было прибегнуть, чтобы вырвать ложные, фантастические признания у человека, не сломленного царскими тюремщиками, не кланявшегося пулям на фронтах гражданской, не раз рисковавшего своей жизнью! Кое-что проясняют воспоминания Г. И. Серебряковой. Как жене Сокольникова ей пришлось пройти через все круги тюремно-лагерного ада. Исключенную из партии, но еще не арестованную Галину Иосифовну каждую ночь возили на допросы на Лубянку, где Ягода и его заместитель Агранов настойчиво требовали от нее лжесвидетельствовать против собственного мужа. В эти дни ей передали записку от Григория Яковлевича. Раскрыв сложенную вчетверо бумажку, она хотела вернуть ее назад, не узнав какой-то странный, детский почерк. И все же это писал Сокольников: «Галя, я не вернусь. Ты должна подумать, как построить отныне свою жизнь». Он прощался с ней навсегда.

Доведенную до тяжелого психического расстройства, пытавшуюся покончить с собой, Серебрякову поместили в буйное отделение психиатрической больницы имени П. П. Кащенко. Прошло полтора месяца, прежде чем рассудок вернулся к ней. Но уже 8 января 1937 года из больницы, еще не окрепшую, ее увозят в Бутырки; сорвав одежду, бросают в темный ледяной карцер. Десять суток провела она там, отказываясь от пищи и воды. Обессиленная, лежа на цементном полу, испытывая острые физические страдания от язв, покрывших тело, и от холода, она как об избавлении мечтала о самом страшном — снова лишиться рассудка, погрузиться во мрак безумия. Как-то ночью сквозь волчок на нее упал свет прожектора и за дверью камеры раздался дикий мужской крик. Если ее показывали Сокольникову, то невозможно представить, что пережил он, увидев свою жену в ужасной каменной яме без воздуха и света. По свидетельству Серебряковой, это произошло незадолго до открытия в Доме союзов судебного процесса по грубо сфабрикованному «делу» никогда не существовавшего «Параллельного антисоветского троцкистского центра». Палачам требовалось окончательно сломить волю Сокольникова. Можно предположить, что он согласился участвовать в процессе, не выдержав вида страданий жены, поверив, что от этого будет зависеть ее освобождение. Во всяком случае, мать Серебряковой заставили на Лубянке под диктовку написать ему, что Галина Иосифовна дома, вполне счастлива, а книги ее по-прежнему печатаются. Серебрякову вскоре действительно освободили, но очень ненадолго. Через тюрьмы и ссылки прошла и ее дочь Зоря.

«Бледное лицо, скорбные глаза, черный лондонский костюм. Он как бы носит траур по самому себе» — так описывал Григория Яковлевича один из московских журналистов, присутствовавший на январском процессе. «Сокольников, — сообщал корреспондент английской «Дейли телеграф», — производит впечатление совершенно разбитого человека. Подсудимый вяло и безучастно сознается во всем: в измене, вредительстве, подготовке террористических актов. Говорит тихо, голос его едва слышен». 30 января 1937 года Военной коллегией Верховного Суда СССР Сокольников был приговорен к 10-летнему тюремному заключению. Это отнюдь не означало, что Сталин решил подарить ему жизнь. Мученическое пребывание Григория Яковлевича в Верхне-Уральском политизоляторе продолжалось недолго. Его не стало в 1939 году. Посмертная же реабилитация ленинского наркома пришла только через полвека. В июне 1988 года пленум Верховного Суда СССР вынес постановление об отмене приговора и прекращении дела в отношении Сокольникова за отсутствием в его действиях состава преступления. Так было восстановлено честное имя человека, без знания жизни и деятельности которого немыслимо написать правдивую историю становления Советского государства.

Н. Н. Попов [47] Был и остаюсь коммунистом (О Н. Н. Крестинском)

2 марта 1938 года начался процесс так называемого «антисоветского правотроцкистского блока». Но еще за несколько дней до этого, даже не дожидаясь суда, газеты начали кампанию по разоблачению «троцкистско-бухаринских бандитов», призывая к беспощадной расправе с подсудимыми. В то время это означало одно: судьба людей, зачисленных в преступники, предрешена…