Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011 - [48]
Постовалова В.И: Есть реальное событие боговоплощения, затем внутри православия вероучение осмысливает это событие и, кстати, Лосев очень любил догматику и очень много об этом говорил. И в частности говорил, что был такой период, когда еще не было учения о Пресвятой Троице, не было христологического учения, а был только Христос Сын Божий. Было только историческое событие, а догматов еще не было. И он считал, что со временем, когда Церковь будет свободной, тогда и догмат о Софии будет возможен. Под Софией он понимал учение о Церкви.
Хоружий С.С.: Анатолий Валерьянович [Ахутин] имел в виду не совсем это историческое развитие вероучения, а имел в виду то, что богословская и философская мысль достаточно определенно фиксировали наличие принципиального несовпадения этого символического прочтения феномена христианства с собственно историческим прочтением. Мы знаем, что Алексей Федорович [Лосев] с его великой способностью все в себе соединять и собирать, конечно, никак не затруднил бы себя ответить на вопрос Анатолия Валерьяновича и сказал бы, что у него все есть, и история, и боговоплощение, и единственность. Но, в частности, когда я занимался своей реконструкцией лосевских ранних работ, я пытался показать несостоятельность этого лосевского эклектического сваливания всего вместе. Так, например, им было сказано, что диалектика нехороша своей абстрактностью, имея в виду гегелевскую триаду. И он добавил туда еще в качестве четвертого элемента факт, решив тем самым преодолеть эту абстрактность. Это все схоластическое комбинирование. И противоречие между символическим прочтением реальности и уникально-историческим никуда не исчезает. И словесными конструкциями оно не смывается. Я думаю, что именно этот пласт обсуждения хотел вернуть Анатолий Валерьянович.
Отец Георгий Флоровский, на которого Вы ссылались в поддержку позиции Алексея Федоровича, вошел в историю русской религиозной философской мысли как представитель следующего этапа, который боролся вот с этим слиянием способов мысли и способов видения. И первая его маленькая брошюрка, написанная и изданная им в Варшаве, называлась «Об историческом существовании Иисуса Христа» и была написана в пику всему этому символизму, который господствовал в мысли Серебряного века. Именно это есть возвращение в центр уникальности исторического события, которое в символическом видении безусловно теряется, что бы здесь ни говорили и в какие схемы ни вставляли.
Постовалова В.И: Тогда надо просто иметь несколько позиций.
Хоружий С.С.: К символической и экзистенциально-исторической третью уже незачем добавлять.
Постовалова В.И: Кстати, Георгий Петрович Щедровицкий учил нас делать суждения на разных уровнях рефлексии. Конечно, как для верующего человека, для Алексея Федоровича Лосева историческое событие пришествия Иисуса Христа было реально. И даже не приходит в голову это отрицать. Но какие у него были еще позиции? Он же подходил к этому и как философ, и как богослов, и как культуролог. Поэтому одна из интереснейших тем, связанных с Лосевым, — это отношение к культуре. Первое отношение строго монашеское — это отрицание культуры. Достаточно только веры, молитвы, практики умного делания, но творчество в культуре имеет свои особые закономерности и культуру нельзя оставить совершенно.
Генисаретский О.И.: Я хотел обратить внимание на одно чисто интеллектуальное обстоятельство. Когда вы произносите слово «история», то на меня сразу нападает серая тень Ренана, потому как есть священная история, и это не та светская эмпирическая история, которую археологическими и другими методами пытаются восстановить. А относится ли радикальное суждение Сергея Сергеевича [Хоружего] и к священной истории тоже — это еще большой вопрос. Этим сюжетом критики символизма, к сожалению, не занимаются.
Ахутин А.В: Есть одна маленькая сугубо историческая черточка. В символе вере сказано: «При понтийском Пилате». Зачем?
Генисаретский О.И.: Это, безусловно, подчеркивает уникальность события, его сингулярность, но в регулярной истории не противоречит ничему, это разные вещи.
Постовалова В.И: Священная история входит в нашу историю.
Генисаретский О.И.: Тут даже приставка «экзистенциальный» не спасает, потому что экзистенциализм родился в постренановскую эпоху.
Хоружий С.С.: Отсылка к концепту Священной истории сразу раскрывает все эти иные пространства, потому что, как известно, сам концепт Священной истории может пониматься как очень удобное средство аннулировать всякий историзм и историческое вобрать в символическое. И вот так этим концептом активно пользовались. В православной мыли это достаточно «колючий» сюжет. Православное богословие на такой мифолого-символической трактовке этого концепта не остановилось, разумеется, но не приняло вместо него и ренановский историзм. Это другая крайность, которая исключается. Но все-таки этот концепт не трактуется ни как простое снятие альтернативы, ни как вбирание исторического в мифолого-символическое, так Священная история в православии не трактуется. Поэтому эта проблема все равно остается, но тем, что сказал Олег Игоревич, она существенно еще расслаивается, появляются новые горизонты, которые действительно есть.
Самый чистый и самый благородный из великих людей новой русской истории.- П.А. Флоренский Колумбом, открывшим Россию, называли Хомякова. К. Бестужев-Рюмин сказал: "Да, у нас в умственной сфере равны с ним только Ломоносов и Пушкин. Мы же берем для себя великой целью слова А.С. Хомякова: "Для России возможна только одна задача - сделаться самым христианским из человеческих обществ".Источник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" (http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)
Из истории отечественной философской мыслиОт редакции. Мы продолжаем рубрику «Из истории отечественной философской мысли» подборкой, посвященной творчеству известного историка и философа Л. П. Карсавина. К сожалению, имя этого мыслителя почти забыто, его идеи, тесно связанные с религиозно-философской традицией обсуждения важнейших проблем человеческой свободы, пониманием личности и истории, сути общественных преобразований, практически не анализировались в нашей литературе. Рукописи Карсавина «Жозеф де Местр», публикуемой впервые, до сих пор лежавшей в архиве, предпослана статья С.
Сообщение на расширенном заседании Московско-петербургского философского клуба 7 февраля 2009 годаИсточник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" (http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)
С. С. Хоружий. После перерыва. Пути русской философии. Здесь только первая часть — О пройденном: вокруг всеединстваИсточник: http://www.synergia-isa.ru.
Заметки к онтологии виртуальностиИсточник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)
Отзеркаленные: две сестры близняшки родились в один день. Каждая из них полная противоположность другой. Что есть у одной, теряет вторая. София похудеет, Кристина поправится; София разведется, Кристина выйдет замуж. Девушки могут отзеркаливать свои умения, эмоции, блага, но для этого приходится совершать отчаянные поступки и рушить жизнь. Ведь чтобы отзеркалить сестре счастье, с ним придется расстаться самой. Формула счастья: гениальный математик разгадал секрет всего живого на земле. Эксцентричный мужчина с помощью цифр может доказать, что в нем есть процент от Иисуса и от огурца.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.
В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди».
Созданный классиками марксизма исторический материализм представляет собой научную теорию, объясняющую развитие общества на основе базиса – способа производства материальных благ и надстройки – социальных институтов и общественного сознания, зависимых от общественного бытия. Согласно марксизму именно общественное бытие определяет сознание людей. В последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс продолжал интенсивно развивать и разрабатывать материалистическое понимание истории. Он опубликовал ряд посвященных этому работ, которые вошли в настоящий сборник: «Развитие социализма от утопии к науке» «Происхождение семьи, частной собственности и государства» «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» и другие.
В своей книге Тимоти Мортон отвечает на вопрос, что мы на самом деле понимаем под «экологией» в условиях глобальной политики и экономики, участниками которой уже давно являются не только люди, но и различные нечеловеческие акторы. Достаточно ли у нас возможностей и воли, чтобы изменить представление о месте человека в мире, онтологическая однородность которого поставлена под вопрос? Междисциплинарный исследователь, сотрудничающий со знаковыми деятелями современной культуры от Бьорк до Ханса Ульриха Обриста, Мортон также принадлежит к группе важных мыслителей, работающих на пересечении объектно-ориентированной философии, экокритики, современного литературоведения, постчеловеческой этики и других течений, которые ставят под вопрос субъектно-объектные отношения в сфере мышления и формирования знаний о мире.
Данная работа является развитием и продолжением теоретических и концептуальных подходов к теме русской идеи, представленных в предыдущих работах автора. Основные положения работы опираются на наследие русской религиозной философии и философско-исторические воззрения ряда западных и отечественных мыслителей. Методологический замысел предполагает попытку инновационного анализа национальной идеи в контексте философии истории. В работе освещаются сущность, функции и типология национальных идей, система их детерминации, феномен национализма.