Открытый город - [92]

Перед тем как войти в эту дверь, я, с облегчением и признательностью держа ее распахнутой, вздумал посмотреть вверх и, к моему немалому удивлению, обнаружил звезды. Звезды! Я и не думал, что смогу их увидеть, – ведь город вечно застилает пелена светового загрязнения, а вдобавок вечер ненастный. Но, пока я опасливо спускался, дождь прекратился, предварительно очистив воздух. Отблески электрических огней Манхэттена достигали не очень высоко, и безлунной ночью небосвод напоминал крышу, кое-где продырявленную светом, мерцал сам рай небесный. Чудесные звезды, далекое облако светлячков: но телом я чувствовал кое-что неразличимое глазом: по своей истинной природе звезды – уцелевшее визуальное эхо чего-то, уже отступившего в прошлое. За невообразимые мириады лет, пока свет преодолевал все эти расстояния, некоторые источники света давно успели погаснуть и их темные останки, расползаясь, всё быстрее отдаляются от нас.

Но в темных промежутках между мертвыми, сияющими звездами были звезды, увидеть которые я в тот миг не мог, звезды, все еще существовавшие и дарившие свет, который пока до меня не добрался, звезды, живые и дарящие свет прямо сейчас, но в моем восприятии присутствующие лишь в качестве пустых прогалов. В конце концов их свет доберется до Земли, когда я, всё мое поколение и следующее поколение давно уже выскользнут за дверь времени, когда, может статься, весь человеческий род давно угаснет. Вглядываться в эти темные прогалы – считай, заглянуть прямо в будущее. Одной рукой я вцепился в ржавые перила пожарной лестницы, другой покрепче ухватился за открытую дверь. Ночной воздух холодил уши. Посмотрел вниз: отвесная стена, и в эту минуту мимо пронесся размытый желтый прямоугольник такси, а за ним – «скорая»: ее вой донесся до меня, на высоту семиэтажного дома, и вытянулся струной, меж тем как сама машина удалялась в направлении неонового ада Таймссквер. Меня опечалило, что нельзя полететь навстречу незримому свету звезд, встретить его на полдороге: до света звезд не дотянуться, потому что всё мое бытие приковано к слепому пятну, а свет спешит сюда изо всех сил, преодолевая за час без малого семьсот миллионов миль. В положенное время он прибудет и озарит своими лучами других представителей человеческого рода, а может, какие-то иные формы мироустройства, потому что невообразимые катастрофы перекроят нашу планету до неузнаваемости. Мои руки цеплялись за металл, а взгляд – за свет звезд, и казалось, я подступил к чему-то близко-близко – так близко, что глаза на нем не сфокусируешь, не разглядишь; либо, возможно, я упал и настолько отдалился от этого «-чего-то», что оно растворилось в дымке.

Двинулся вдоль Центрального парка, удушливо провонявшего конским навозом, миновал дом профессора Сайто, дошел до Коламбус-сёркл, а там сел в метро, на «единичку», и доехал до «23‑й улицы». Выйдя из метро, не пошел прямо домой, а перешел Вест-Сайдхайвэй. Я намеревался увидеть воду и потому двинулся к комплексу Челси-Пирс. Обходя его справа, направляясь к причалам для яхт и туристических катеров, увидел мужчину в форменной одежде. Он отсалютовал мне в знак приветствия. И сказал: «Скоро отчаливаем». Я предположил, что он старший на каком-то кораблике, и разъяснил, что меня нет в списках приглашенных. «Ничего-ничего, – сказал он. – Места пока есть. И платить вам не придется ни цента, всё уже оплачено. – Он улыбнулся, добавил: – Я же вижу, как вам хочется прокатиться. Не стесняйтесь! Вернемся меньше, чем через час». Я последовал за ним на причал номер 66 и ступил на борт длинного белого корабля, где уже шумели гуляки студенческого возраста. Было без нескольких минут одиннадцать, дождь не возобновился. В ярко освещенном крытом салоне кто-то в униформе официанта требовал документы и только после проверки разрешал студентам брать пластиковые фужеры с шампанским. Один он предложил мне, но я отказался. Большинство любовалось видами прямо из салона, потому что ветер усилился. Я пробрался на кормовую палубу. Там были немногочисленные парочки и несколько одиночек, и я нашел у поручней сидячее место.

Двигатель тихо заворчал, и корабль, слегка качнувшись на киле, затрясся, словно набирая в грудь воздух перед тем, как нырнуть. А потом как бы оттолкнулся от причала, и полоса воды между нами и пристанью скоро расширилась, и из застекленного салона всплыл гвалт гуляк. Мы шустро описали дугу в южном направлении, и по левому борту скоро показались, нависая над нами, высоченные здания в окрестностях Уоллстрит. Ближе всех к воде – Всемирный финансовый центр с двумя башнями, соединенными полупрозрачным атриумом, в голубом сиянии ночной подсветки. Корабль подскакивал на гребнях речных волн. Сидя на палубе, созерцая белую пену кильватерного следа на черной воде, я чувствовал, как меня то поднимают в воздух, то спускают обратно, словно на невидимом канате корабельной рынды.

Войдя в Аппербей, мы через несколько минут увидели статую Свободы: зеленый призрак во мгле, очень быстро сделавшийся материальным и нависший над нами; памятник, достойный своего звучного имени; массивные складки одеяния статуи величественны, как колонны. Кораблик приблизился к острову, и многие студенты – они уже высыпали на палубу – указывали на него руками, и их голоса, заполняя воздух окрест, падали в воду без отзвука. Организатор круиза подошел ко мне: «Ну как – рады, что поехали?» Я дал понять слабой улыбкой, что услышал его приветливые слова, и он, почувствовав мое уединение, снова удалился. С осени 2001 года на корону статуи никого не допускают, и даже тем посетителям, которые приближаются к статуе, остается лишь глазеть на нее снизу; никому не дозволяется преодолеть триста пятьдесят четыре узких ступеньки и обозреть из оконных проемов в короне панораму залива. В любом случае, монументальная статуя Бартольди не так уж долго была туристическим объектом. Правда, символическое значение ей придавали изначально, но до 1902 года она была действующим маяком, самым большим в стране. Тогда огонь ее факела указывал кораблям путь в гавань Манхэттена; и тот же свет, особенно в ненастье, роковым образом сбивал с пути птиц. Птицы – а у многих из них хватало ума огибать скопление небоскребов в городе – по неизвестной причине теряли ориентацию в пространстве, увидев один-единственный монументальный факел.