Открытое море - [13]

— Павлов!

— Есть!

— Стальной огон умеешь делать?

— А то как же.

— Надо будет шкентель на четвертом номере зарастить. Свайку возьми под полубаком.

Володя ликовал. Вот когда он покажет, что умеет работать не хуже матроса первого класса. Шкентель был сделан из нетолстого стального троса, и Володя быстро распустил его на пряди. Наложил марку для того, чтобы трос не распускался дальше, и начал пробивать пряди одна под другую, вспоминая уроки такелажных работ. Но трос оказался на редкость жестким, и Володе никак не удавалось сделать эту проклятую стальную петлю. Он возился долго. Давно уже звонили на обед, а Володя, вспотевший и красный, делал только третью пробивку. Нужно пять: тогда петля при натяжении не распустится. Подошел боцман.

— Ну, как? Сделал? Дай-ка. — Михаил Семенович внимательно осмотрел Володину работу. — Пятую стрендь неправильно пробил. Сейчас… — и боцман умелыми руками в несколько минут исправил Володину ошибку. Быстро сделав еще две пробивки, боцман закончил работу. — Вот и всё. Молодец! Почаще нужно делать, тогда будешь работать быстрее. Наши матросы их в пятьдесят минут делают.

Володя был смущен. Даже эта работа, на которой он думал показать себя, требовала практики и сноровки. Проходили Зунд. Володя любовался яркой зеленью и аккуратными домиками Копенгагена, множеством яхточек, сновавших вокруг «Шмидта».

«Завтра должны выйти в Северное, а там и до Дунди недалеко», — думал Володя. Рейс казался ему легким, и жизнь на пароходе нравилась. Команда относилась к нему хорошо. Кончив работу, Володя переодевался в чистую робу и шел в уютный красный уголок. Читал, заводил патефон, слушал передачи по радио из Ленинграда. Приятно слышать голос знакомого диктора, находясь за тысячу миль от него. Выходил на палубу, вдыхал свежий морской воздух и мечтал. Хотелось поскорее стать капитаном и водить эти большие красивые суда по всем морям, самостоятельно избирать им пути, принимать смелые решения… Ему даже захотелось испытать шторм. Ну, какое же это плавание без шторма и свирепых волн! Попасть в шторм, а потом рассказывать о нем, сидя дома за обеденным столом, и заставлять слушателей трепетать от страха… Правда, в глубине души Володя побаивался, не будет ли его укачивать. Нет, ни за что! Укачаться — это опозорить себя! Все будут, наверное, смеяться над ним, тем более, что как-то Сашка спрашивал, не укачивается ли он, на что Володя обиженно ответил: «Ну что ты… Конечно, нет».

С утра погода резко изменилась. Свинцовые тучи обложили весь горизонт. Рваные облака быстро ползли по небу. Моросил мелкий, колючий дождь. Дул свежий ветер. «Шмидт» входил в Северное море. Володя мыл вентиляторы на шлюпочной палубе. Из радиорубки вышел радист с белым листком в руках и побежал на мостик. Через несколько минут Володю послали за боцманом. Вызывал капитан. Володя видел, как на правом крыле мостика беседовали капитан, боцман и вахтенный штурман. У всех были озабоченные лица. Затем боцман спустился и подошел к Володе:

— Кончай, Павлов, мойку. Надо погоду встречать. Радист принял сейчас сводку. Впереди шторм от зюйд-веста. Прямо по зубам. Заливать сильно будет. Пойдем!

Принялись крепить все предметы, которые не были еще привязаны. Протянули леера, чтобы можно было схватиться за них во время качки. Кажется, всё было сделано. Боцман посмотрел на смирно лежавшие занайтованные бочки, сплюнул и задумчиво сказал:

— Бочки… Надо следить. А то возись с ними в шторм…

На камбузе также получили сведения о предстоящем шторме. Кок подвязывал к плите все кастрюли и ругался.

— Ничего не будет, шеф, — храбрясь, сказал ему подошедший Володя.

Ветер заметно крепчал. Зыбь увеличивалась, хлопала по бортам, и брызги летели на палубу. «Шмидта» начало покачивать. Он зарывался носом и брал воду полубаком. Володя закончил работу. Ужинать не хотелось. Болела голова. Он прошел в каюту, лег, не раздеваясь, на койку и закрыл глаза. Довольно сильный удар по голове разбудил Володю: это сорвалась полочка с графином. Володя хотел встать, но его снова бросило на койку. Он осмотрелся. По полу катались зубные щетки, книги, чернильница и стул. Всё это стучало и гремело на разные лады. Сашка Горелов спал, не слыша хаоса. Володя осторожно слез с койки, крепко держась за поручни. Качка была невыносимой. Володя почувствовал, как какой-то отвратительный ком поднялся к его горлу. «Неужели укачало?» — со страхом подумал он. Володю мутило.

Цепляясь за стенки, он с трудом выбрался на палубу.

Ветер подхватил ослабевшего Володю и прижал к надстройке. На море страшно было смотреть. Озверевшая зыбь кидалась на «Шмидта». Она кренила его, с ревом вкатывалась на палубу и неслась зловещей, шипящей пеной по бочкам; ударялась в палубные надстройки и стекала обратно в кипящее море для того, чтобы снова возобновить свою бешеную атаку. Казалось, что судно встает на дыбы. Ветер валил с ног.

«Ну, вот тебе и шторм! Видел? Зачем не пошел в механический техникум? Сидел бы сейчас дома! А тут и до гибели недолго! Подумаешь — „мореплаватель”», — укорял себя Володя. Ему вспомнилась мать, маленькая уютная столовая, в которой собиралась вечерами вся семья. Вспомнилась веселая солнечная школа, товарищи… Зачем пошел! Вдруг резкий свисток прорезал вой шторма. Володя вздрогнул. Что-то случилось! Мимо него пробежал вахтенный и успел крикнуть: «Бочки пошли!».